Chapter
1
Наш дом жил возле маленькой поляны, по раннему лету каждый год усыпанному жёлтым ковром одуванчиков, за поляной было маленькое озерцо, на котором плескались стаи домашних гусей, возле небольшого количества соседских домов. Дом номер 11 деревянного кроя, обшитый декоративными плитами и раз в пару лет окрашиваемыми в нежнейшие тона розового. У меня с самого раннего детства была невероятная любовь к прополке огорода и поеданию маленьких, ещё не дозревших, кислых яблок. Смородиновое варенье, как правило, водилось всегда и было нескончаемым пищевым ресурсом. Я помню ребяческие развлечения во дворе, выжигание лупой рожиц на листиках всё лето неувядающих кустов; оборону снежных замков от нападений соседних королевств; вычесывание пса, ловлю кузнечиков, сбор цветов для зимнего гербария и урожая для собственного пропитания. Но у меня нет ни единого воспоминания о жизни в стенах нашего собственного, родного дома, расположенного в частном секторе совсем маленького городишка. Как бы сложно не складывались мои взаимоотношения с окружающим миром, я всегда бежал домой, зная, что спасение, спокойствие и любовь ждут меня именно там.
Как только шальная юность брызнула не в глаза, я устремился в город, к бОльшей цивилизации. Я не думал о возможностях и перспективах, у меня напрочь отсутствовали амбиции. Переехать в город, на съёмную квартиру, было решение для доказательства своей самостоятельности. И тогда я потерял свой дом – сруб с крышей набитый моей семьёй так и стоял на своём месте, но душа дома осталась воспоминанием. Чем старше я становился, тем сильнее чувствовал необходимость в собственном доме. Я встал на дорогу поиска.
Первая квартира, в которой мне довелось жить была похожа на картонную коробку. Каких-либо проблем с арендодателем мы не испытывали, жили вдвоём с ещё одним квартиросъёмщиком моих же лет и такого же нулевого опыта самостоятельной жизни. Стены были тонкие, плохо шумоизолированы, что в первый же год навело на грустные мысли о бездушие этого здания. Его построили четыре года назад, но жильцы так и не вложили в него свою любовь. Проходя мимо квартирных площадок, всего две квартиры излучали уют. Из-за однотонности и неопрятности цвета, в который был выкрашен подъезд, думалось, будто время там остановилось.
Котята, выброшенные под почтовыми ящиками в коробке из-под какой-то бытовой техники, бегали по лестничным клеткам, наблюдали из-за тёмных поворотов парадной, казались пленниками уродливой структуры жизни дома. Наша квартира не была животворящим исключением. Ничего, кроме предметов первой необходимости, не заполняло холодные квадратные метры. Погоду в доме, говорят, создают общением. Мы редко пили чай вместе и ещё реже задушевно говорили. За два года прожитых вдвоём, нас сплотило всего одно происшествие – нашествие муравьёв. Занятное дело, выявлять штабы оранжевых и чересчур мелких насекомых. Они заполонили уборную, но больше пугали присутствием на кухне. Обнаружены, кстати, были совершенно случайно, в одно утро, которое не стало для меня добрым. Наконец решившись себя порадовать, с вечера, после затянувшегося учебного дня, я прошёл через пекарню, купив невероятную, слоёную булочку. Сахарно-коричная начинка, чуть вытекшая и подпечённая между слоёв похрустывающего на поверхности и тающего внутри пышного теста, так и пророчила необыкновенное начало пятничного дня. Творение кулинарии, завёрнутое в целлофановый кулёк, было оставлено на кухонном столе. Утренние умывальные процедуры прошли на высшем уровне предвкушения (прошли они мимо за начало завтрака). Заваренный, крепкий пакетированный чай, разбавленный молоком непонятного, скорее всего синтетического, происхождения, в то время был лучшим вариантом напитков, которые я мог себе позволить, ждал своей очереди, помочь кусочку булочки добраться до желудка. Ожиданием от этого утра было наслаждение. И, наверное, лукавый нашептал мне на ушко всмотреться в лакомую булочку. Вместе с бурым сахаром на поверхности, словно кондитерской посыпкой, слойка пестрила прилипшими муравьями. Остаток колонии уже штурмовал мои руки, добираясь до локтей и колко кусая. Смак потерял возможности существования, как мы потеряли спокойные ночи. Не знаю, как долго мы жили с «соседями», но после знакомства, потеряв всякий стыд, они посещали наши кровати, разделяя ложе и нанося ужасные физические ощущения. Зуд, покраснения и чесотка стали моими спутниками, такими же явными, как и не покидающее чувство постоянно ползающих под одеждой, в волосах и на лице муравьёв. У меня стремительно развивалась паранойя. Вывести неприглашенных госте удалось спустя множество вариантов использованного яда.
Завершив второй год тамошнего проживания, пришлось съехать с квартиры. На лето я вернулся в отчий дом.Все три месяца, прожитых в родных стенах, стали началом размышлений о нахождении собственно места успокоения. Я не вернулся домой, всего лишь приехал погостить.У меня ничего не осталось. Друзья детства – сплошное воспоминание. И как бы мне не хотелось взрослеть, это было медленно и неизбежно. В компании, которая совсем недавно была приоритетом моей жизни, я чувствовал себя не в своей тарелки. Ручеёк втёк в море, оставив прирусловые камни в дали от нынешнего круговорота событий. Родные, чьи взгляды на жизнь имели наивысшую ценность и являлись примером восприятия мира, стали досаждать своей назойливостью. За этот небольшой промежуток времени мой разум приобрёл небольшую возможность для самореализации и теперь, вопросы восприятия мира ярко контрастировали с прошлыми взглядами. Это ежедневно развивало острые конфликтные ситуации, усугубляя внутреннее состояние.Лето окончилось мыслью о неправильном жизненном понятии и новым переездом в совсем другую квартиру того же города.
Дом, в котором я поселился был обжит ещё в то время, пока я посещал начальную школу. Деревья, по весне распускающиеся ароматными, белыми цветами черёмухи, были высажены в самом начале пути расселения людей по квартирам. Я жил один.Возвращаясь домой ночью, переступая порог, меня каждый раз встречал приятный, нежный запах прошлой семьи, который въелся в обои, полы, плинтуса, в каждый уголок квартирки. Жильцы, жившие тут до меня, подарили этому месту заботу, которая теперь опекала меня. Радость от одинокой жизни в инкубаторе, созданном чужими руками, через полгода стала угасать. Каждая вещь имела своё собственное место, где, казалось, произрастали их корни. Не было возможности изменить обстановку, мне будто навязывали такой образ жизни. Я был вынужден проводить больше времени вне этих стен.
