Окончательного наполнения энергией каналов в восемнадцатый год мы ждали шесть дней. Не мгновенно (как хотелось бы, потому что слова Димы-Колдуна о возможности попасть в мир Великой Отечественной Войны к шапочному разбору напрягали), но и не так долго, чтобы от нетерпения сгрызть ногти на руках до локтей. Единственное, что нам оставалось, это следить за Фракийско-Константинопольской операцией русско-болгарских сил, развивающейся с неумолимостью снежной лавины. К исходу одиннадцатого ноября вторая армия генерала Горбатовского с ожесточенными боями взяла Кыркларели, отбросив противника в сторону города Бабаэски. Одновременно с этим первая и вторая болгарские армии под объединенным командованием генерала Радко-Дмитриева форсировали Марицу и, преодолевая отчаянное сопротивление противника, овладели населенным пунктом Узункенпрю, обозначив вторую сторону малых клещей, а девятая армия генерала Лечицкого, продвинувшись до ближних подступов к Эдирне, огнем тяжелых осадных орудий принялась разносить город в щебень. При этом пятая армия генерала Плеве, испытывавшая наименьшее сопротивление, пехотой продвинулась до Текирдага, а конный корпус генерала Келлера выдвинулся еще дальше и перерезал железную дорогу Эдирне-Константинополь в районе города Чёркезкей. А вот это уже односторонние большие клещи… Вот так: Артанский князь взирает на все, засунув руки в карманы, а его протеже воюют так, что любо-дорого смотреть. Еще неделя – и все тут будет кончено.
И вот наступил тот день, когда Дима-Колдун сообщил, что мир восемнадцатого года созрел для прощупывания. Открыв первое просмотровое окно в Петроград того мира, мы увидели зимний пейзаж: присыпанные снегом крыши домов, заваленные сугробами замусоренные улицы, тлеющие на перекрестках костры, вокруг которых, притопывая, греются вооруженные неряшливые люди, частью в штатском, частью в солдатском и матросском обмундировании. От обыкновенных бандитов их отличают только красные повязки на рукавах или такие же банты, приколотые в петлицах. Ну чисто сцена из старого советского телефильма «Рожденная революцией». Для полного антуража не хватает только гопников, пристающих к хорошо одетой дамочке, или каких-нибудь бандюков, вламывающихся в богатый особняк с целью его экспроприации. Самодельные «милиционеры» с винтовками в таком случае и ухом не ведут, ведь у главаря банды всегда есть какой-нибудь самодельный мандат, да и силы обычно неравны.
– Зима – это интересно, – сказал я. – Вряд ли это декабрь, ибо нам была обещана первая половина года. Скорее всего, январь, февраль или март.
– Март тоже вряд ли, Сергей Сергеевич, – напуская на себя солидность, баском произнес Профессор. – Я читал, что весна в восемнадцатом году была ранняя, а тут – никаких признаков капели или подтаивания сугробов.
– Молодец, Профессор, – похвалил я, – пять за наблюдательность. Но диапазон январь-февраль – это слишком неточно, чтобы планировать хоть какую-то деятельность. Нужна конкретная дата.
– Нужно брать языка, – безапелляционно заявила Кобра. – Иначе никак. И не босяка, а какого-нибудь прилично одетого господина, хорошо ориентирующегося в том, какая сейчас дата по юлианскому, а какая по григорианскому календарю. Не исключено, что момент такой, что нам придется немедленно хватать ноги в руки и гнаться за убегающим временем, а мы тут стоим и разговоры разговариваем.
– И что потом? – спросила Птица. – Мы вернем этого человека в творящийся в его мире революционный хаос? По сравнению с тем, что мы видим, даже наши бандитские «девяностые» кажутся благоуханными райскими кущами. По крайней мере, уголовный розыск тогда никто не отменял, и беспредел удерживался хоть в каких-то рамках.
– Беспредел продлился гораздо дольше «девяностых», – сказал я, – да и в семнадцатом году сыскную полицию отменили отнюдь не большевики, а Временное правительство. И оно же вместе с политическими заключенными выпустило из мест заключения всех уголовников. Присев на Россию, аки голуби на памятник Петру Великому, эти «люди с хорошими лицами» тут же постарались загадить все, что находится в пределах их досягаемости. Всей своей сущностью Защитника Земли Русской я ощущаю исходящий от того мира смертный ужас и торжество самого необузданного и гнусного насилия. Прежде я желал избежать этого задания, но теперь вижу, что с моей стороны это была слабость духа. Моя задача – загнать всю эту хтонь обратно в Ад, чтобы не было ее больше среди людей. И еще я понимаю, что в новом мире у меня совершенно не будет времени на сантименты, а потому придется бить наотмашь изо всей силы как по безумным углубителям революции, так по их оппонентам из числа белых генералов, национальных сепаратистов и иностранных интервентов, к какому бы блоку стран они ни принадлежали. Еще я хочу призвать к ответу людей, которые за год до текущих событий схватились за власть, вырвав ее из рук ослабевшего царя, но не смогли принести измученной стране ничего, кроме окончательного разорения и развоплощения. Но эта деятельность пойдет у меня в попутном режиме, поскольку ничего в текущем раскладе эти люди изменить уже не в состоянии. Они свое дело уже сделали. Dixi! Да будет так!
Прогремел небесный гром, своей печатью скрепляя мою программу. Просмотровое окно тем временем продолжало медленно и печально скользить вдоль улицы, заглядывая в каждую темную подворотню. И вдруг боец Матильда крикнула, указывая в темноту провала:
– Смотрите, Сергей Сергеевич! Там женщину грабят!
И точно. В одной из подворотен три типа босяцко-уголовного вида прижали к стене хорошо одетую дамочку (явно из недавней чистой публики) и проводили над ней процесс экспроприации. Пока один направлял на жертву браунинг, другой зажимал ей рот, а третий, расстегнув пальтишко, шарил руками на теле. Ну вот и гопники нарисовались, куда же без них… Кобра, она у нас такая – отреагировала на это безобразие почти мгновенно.
– Погоди, Батя, я сейчас! – выкрикнула она и, выхватив из ножен «Дочь Хаоса», превратила просмотровое окно в полноценный портал, после чего ринулась наводить справедливость в своем стиле.
Как тогда с Ильичом в мире русско-японской войны, я и сказать ничего не успел, а все было уже кончено. Первой, срубленная по локоть, куда-то в сторону улетела рука с браунингом. Второй выпад – и острие махайры на ладонь входит в левый глаз того типа, что зажимал жертве рот. Поворот лезвия – и голова бандита с кровавыми брызгами лопается, будто переспевший арбуз. Третий субъект, оценив размеры и устрашающий вид орудия возмездия, а также быстроту расправы, собрался было уносить ноги, но его настиг рубящий удар от плеча до пояса, разделивший тело на две асимметричных половины. И, наконец, последний взмах «Дочери Хаоса» лишил головы того типа, что, вопя от боли, с ужасом взирал на обрубок своей правой руки. Безвольно оседающее тело и фонтан крови, бьющий из перерубленной шеи… Когда Кобра и «Дочь Хаоса» решают задачу «убить всех за пятнадцать секунд», зрелище получается малоаппетитное и далекое от чистого гуманизма. Покойные ескувиторы Юстиниана дружно кивают в сторонке.
