Лариса Мартеева - Год собаки

Верным, любящим и надеющимся посвящается…

В детстве куклы и девчачьи игры в принцесс меня интересовали мало, зато я любила собак, причем какой-то нереальной любовью. Они чувствовали это и никогда не кусались, даже очень большие и грозные. Меня даже в школе прозвали «собачья душа» и прочили ветеринарное будущее. Свою собаку завести родители не разрешали, поэтому предметом моего обожания были все псы в округе – как хозяйские, так и беспризорные. Особым расположением у меня пользовались собаки угрюмые и недоверчивые, я чувствовала в них какую-то загадку, особенную, неизвестную никому, может быть страшную, историю их жизни.

Вот такого-то пса я и повстречала однажды зимой, в солнечный морозный денек. Было мне тогда около 10 лет. Я только что посмотрела, вышедший на экраны, новый фильм «Ко мне, Мухтар!», была под большим впечатлением от приключений чудесной служебной овчарки и, конечно же, мечтала познакомиться с подобным псом. И – о чудо! – мечта моя почти сбылась!

Я медленно шла вдоль высокого деревянного забора, веткой вороша пушистый снег, как вдруг услышала тихое поскуливание. Я встрепенулась, посмотрела назад, повертела головой, потом заглянула в щель между заборинами и увидела лежащую на снегу овчарку – точь-в-точь, как в том фильме. Это был худой крупный пес рыжеватого окраса с какой-то угрюмой тоской в умных карих глазах.

«Мухтар, – пронеслось у меня в голове, – как похож на Мухтара!»

Он изредка издавал свистящие стоны, но, увидев меня – замолчал. Что-то здесь явно было не так. Я всмотрелась повнимательнее и заметила, что на горле у него зияла страшная рана, а из нее – о ужас! – торчала стальная проволока, затянутая петлей вокруг шеи несчастного животного. Свободный конец проволоки запутался в ветках шиповника, росшего рядом с забором. Вокруг все было испещрено алыми кляксами крови. Я попыталась просунуть руку между досками забора, но щель была слишком узка. Тогда я стала искать калитку, нашла, но она была закрыта изнутри на крючок. На участке за забором на белом снегу были только крупные собачьи следы и ни одного – человеческого! Значит, заключила я, хозяев здесь давно не было. Я долго манипулировала своей веткой, пытаясь открыть калитку. В конце концов мне удалось поддеть крючок изнутри, дверь открылась, и я бросилась к бедолаге.

Очень медленно, без конца приговаривая сквозь слезы: «Миленький, ну потерпи, сейчас тебе не будет так больно», – я распутывала проволоку на израненной шее.

Потом брала в руки чистый снег и промакивала эти жуткие разрезы. В заключение я размотала длинный шарф и обвязала им своего подопечного. В карманах моих всегда были кусочки хлеба и «собачьей радости» – ливерной колбасы, которыми я запасалась, надеясь встретить кого-нибудь из своих любимцев. Все это я высыпала перед Мухтаром без особой надежды, поскольку знала, что у больных животных нет аппетита, но он съел все с жадностью и посмотрел на меня вопросительно – может еще что-нибудь найдется? В карманах больше ничего не было, да и на улице стало темнеть.

«Завтра принесу», – сказала я и осторожно погладила пса, заодно стряхивая снег с его рыжеватой шерсти.

Он слабо вильнул хвостом и мне показалось, что выражение его глаз стало не таким мрачным. Спохватившись, что было уже поздно, и, скорее всего попадет от родителей, я закрыла калитку и быстро побежала к нашему двухэтажному дому, пару раз поскользнулась, но не упала, а из головы все не выходила история с Мухтаром. Ребята из нашего двора куда-то разбежались и, поскольку мне было не с кем поделиться сегодняшним происшествием, я поднялась на второй этаж и позвонила в нашу квартиру. Дверь открыл папа, пробурчал что-то типа: «Ну где ты бродишь, ведь темно уже», – и вернулся обратно к телевизору. Мама пошла к соседке поболтать, и мне это было на руку, поскольку шарф я оставила у Мухтара, и на моем пальто кое-где были пятнышки крови, которые папа не разглядел в темной прихожей. Я быстренько сняла пальто, мокрой тряпкой затерла на рукавах следы своих приключений и, довольная, отправилась ужинать на кухню. Но, после таких переживаний есть мне совсем не хотелось, и я подумала о Мухтаре – с каким удовольствием он проглотил бы эти котлеты с макаронами! Я достала пакет, быстренько свалила в него весь ужин и спрятала все это хозяйство под раковиной.

На следующий день, после школы, прихватив угощение, я со всех ног бросилась к своему новому другу. Направляясь к домам частного сектора, я все думала о том, каким образом произошла эта история с Мухтаром? Кто нацепил ему на шею эту страшную проволоку? Может быть, его хотели повесить, но он сорвался в последний момент? Может быть из него хотели сделать шапку? А, может, его и в живых-то уже нет? Мысли, одна другой ужаснее, проносились в моей голове, на глаза навернулись непрошенные слезы. Наконец-то я добежала до знакомого забора и с нетерпением посмотрела сквозь щель. Свежевыпавший снег припорошил все следы вчерашнего происшествия – на участке не было ни кровавых пятен, ни собачьих следов, ни израненного пса, а мой шарф живописно «расположился» на том самом кусте шиповника, в котором запутался Мухтар. Постояв минут пять в растерянности, я решила подозвать пса.

«Мухтар, ко мне, Мухтар!» – приглушенным голосом позвала я, особенно не надеясь, что меня услышат. Мне и в голову тогда не приходило, что у пса может быть другая кличка. В тот же самый момент, как из-под земли, около меня (но с другой стороны забора) появился мой красавец. Он внимательно смотрел на меня и вилял хвостом. Рана на шее уже немного подсохла и не выглядела так ужасающе. Трясущимися от радостного возбуждения руками я пропихивала кусочки котлет сквозь заборную щель, которые тут же, с неимоверной быстротой, исчезали в пасти голодного пса. Туда же отправились – одна за другой – и крупные макаронины. Когда угощение закончилось, Мухтар осторожно облизал мне пальцы теплым влажным языком и с сожалением посмотрел на пустой пакетик.

«Больше ничего нет! – сказала я, засунув пакет в карман, – а теперь помоги мне достать мой шарфик».

Очень долго я объясняла псу, как надо подойти к кусту шиповника, схватить зубами конец шарфа и потянуть, как следует! Затем собрать шарф в кучку, взять в пасть, принести мне и положить поближе к заборной щели, чтобы я палкой смогла достать его. Мухтар смотрел на меня умными глазами, вилял хвостом и не трогался с места.

«То ли я плохо объясняю, то ли пес такой непонятливый», – думала я, считая, что служебные овчарки должны понимать и выполнять абсолютно все!

Наконец, устав объяснять, я старым способом открыла калитку и подошла к шиповнику, чтобы снять с него свой шарф. Это оказалось не так-то просто, колючие ветки никак не хотели отдавать свою добычу. Но, в конце концов, я завладела изрядно потрепанным шарфом и выскочила за калитку. В след за мной выскользнул и Мухтар! Я старалась запихнуть его обратно, но сладить с такой большой собакой мне не удалось. Честно сказать, я не очень-то и расстроилась. И мы, свободные и счастливые, побежали вдоль заборов, радуясь свежему снегу и теплому солнышку. Через несколько домов нас окликнула немолодая приветливая женщина со смешным квакающим мопсом на руках. Она сказала, что кличка у этой овчарки – Тарзан, а ее непутевого пьющего хозяина, живущего в микрорайоне, зовут Мишкой, и что этого Мишку московские хозяева дачи попросили присматривать за участком. Сюда он наведывается пару-тройку раз в неделю и, будучи в подпитом состоянии, не раз забывал покормить пса и даже поколачивал его, не желающего смирно сидеть на привязи.