Юля Пилипенко - Голубь с зеленым горошком

Есть люди, моменты одиночества которых раскрываются огромной волной красок. Распахиваются окнами в целые миры, подхватывают и несут сквозь них, разрывая грудь эмоциями.

Эта книга именно о таком и от такого человека.

Настроение – шпионский роман, где нет шпионов.

Бондиана.

Но не эта, современная, с бездушными героями и безликой обстановкой, а та, ранняя, с легким и пряным налетом колониального стиля, солеными брызгами волн и распахивающего белую рубашку ветра!

Буквы складываются не в слова – в флюиды, шлейф которых окутывает и дурманит.

Уныние не просто грех, но самый унылый из грехов, не ее, не автора! Не героини! Жизнь бьет из них обеих, ты тонешь в попытках угадать, где образ, а где человек, они переплелись, слились, смешались, стали друг другом.

А может быть, всегда были.

Я не люблю драм. Я бегу от них где только можно, я на разделываемых рыб в телевизоре не смотрю, мне их жаль. Жизнь слишком полна ими, чтобы читать о них книги или смотреть в кино. Тут драма бьёт настолько же резко, насколько слепит счастье. Я страдал, когда читал, закрывался всеми доступными мне барьерами, уговаривая себя, что это лишь книга и не со мной! Но пронзает, пронзает так, что сносит все оговорки и трясет до глубины души.

Это роман о любви. О бывшей любви, о рождающейся любви. Каждая секунда, в которую мы никого не любим, – потерянная секунда нашей жизни.

Вы помните тот немыслимый эротизм первых дней знакомства? Когда мир вдруг отъезжает назад, весь, и в нем остается лишь один человек! Вы жадно впитываете друг друга, словно губка, впитываете образ другого человека, еще час чужого и вдруг ставшего не просто близким, частью вас! Ток бежит по коже, искры в глазах, – прочтите, это все так невероятно описано!

Если ты болтал с автором три минуты, ты знаешь ее всю жизнь. Если прочел три главы, всю жизнь будешь читать.

Читайте.

У вас на губах останутся соль слез, соль океанских брызг, тростниковый сахар коктейля и нежность сигареты, зажженной секунду назад.

Почувствуйте эту смесь, не бойтесь ее! Читайте!

Посвящается G.

Дорогой Санта!

Знаю, что до Нового года еще далеко. Тем не менее пишу тебе письмо. Бог слишком занят и не всегда находит время присмотреть за всем, что я делаю. Постараюсь коротко.

Есть остров в Атлантическом океане, и имя ему Мадейра. Там зажигаются и гаснут звезды, бьют церковные колокола, а в воздухе пахнет «Cartier» и дикими орхидеями. Я летела туда, скрываясь от прошлого, но жизнь меня разыграла. Она подставила мне подножку и рассмеялась, глядя в лицо. Ты же знаешь эту чертовку. Харизматичную, неповторимую, с надменной улыбкой. Дает и сразу забирает.

У меня проблемы, Санта. Я запуталась, не понимаю, что хорошо, а что плохо. И есть ли вообще какая-то разница?

Странно. Только что пошел снег. Зима накрывает все вокруг и топчет успевшую окрепнуть весну. Неужели ты меня слышишь?

Если это так, то самое время перейти к делу. Санта, я не нахожу слов. Научи меня вскрывать сейфы. Я хочу быть, как он. Хочу быть с ним.

Спасибо.

Моя история началась в Женеве, продолжилась в Париже и оборвалась на острове Мадейра. Но оборвалась ли?

Похищена из музея «Кунстхал» в Роттердаме 16 октября 2012 года.

: картина уничтожена.

«Дамы и господа, мы рады приветствовать вас в аэропорту Женевы! Просьба оставаться на своих местах и не отстегивать ремни безопасности до полной остановки самолета. Спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию…»

Я дослушала стандартную речь бортпроводницы «МАУ» и поблагодарила Бога за то, что впервые за сутки мне удалось поспать. Все-таки два с половиной часа – хоть и маленький, но успех. Во время утреннего перелета мою надежду на пятидесятиминутный сон безжалостно изнасиловали, причем сделали это абсолютно искренне. В пять тридцать утра в скудном до слез запорожском терминале мне на глаза попался… Элвис Пресли. Набриолиненные волосы, торчащий вверх хохолок, слегка напомаженные щеки, ослепительные перстни на руках, футболочка, призывающая желать только его, – все это настолько не вписывалось в атмосферу жуткого аэропорта, что я невольно улыбнулась. Рядом с королем рок-н-ролла стояла группка людей, активно обсуждавших лекции семинара по кибернетике. То ли привыкший к обожанию кумир музыки и сцены решил привлечь внимание, то ли просто боялся завыть, пребывая в сонной и до боли меланхоличной обстановке, но он вдруг подал голос. Голос Элвиса, конечно:

– Май фрэндс, простите, что прерываю… Вы часом не в Вегас летите?

Вопрос так резко раздробил тишину своей нелепостью, что я начала едва заметно посмеиваться. Конечно, ведь почти все собравшиеся в этом несчастном запорожском ангаре люди по воскресеньям летают в город грехов и разврата, чтобы прожечь двадцать-тридцать тысяч долларов, которые кажутся лишними, учитывая запредельно благополучную жизнь в Украине. Как и следовало ожидать, все участники предстоящего семинара обратили свои кибернетические взгляды на Элвиса:

– Нет, – заговорил один из них, – мы летим в Киев. А что?

– Дело в том, что мой багаж зарегистрировали сразу до Вегаса, и меня это немного пугает.

«Меня вообще пугает летать из Запорожья, но иногда нет другой альтернативы», – подумала я.

Кибернетики пожали плечами и, синхронно посоветовав королю проконтролировать ситуацию в Борисполе, вернулись к земным реалиям.

К моему сильному неудивлению, следующей жертвой звезды стала я:

– Вы случайно не в…? – завел он шарманку по пути к автобусу.

– Нет, не в Вегас, в Лиссабон, – прервала я.

– О’кей, о’кей, файн, я не говорю на порто, – по какой-то известной лишь одному ему причине Элвис перешел на английский с перфектным, по его мнению, американским акцентом.

Сколько себя помню, меня всегда раздражали люди, которые, выучив пять-шесть фраз на иностранном языке и два с половиной раза побывав заграницей, моментально превращались в коренных жителей Европы либо Америки, старательно намекая на то, что русский или украинский теперь даются им с большим трудом. Все это зачастую отдает такой нелепой фальшью, ребячеством и невежеством, что с мнимыми полиглотами сразу хочется перейти на язык вечного молчания. В противном случае можно по уши погрязнуть в словесной ахинее и дешевых, дурно пахнущих понтах. Но Элвис не относился к упомянутой выше категории. Он не корчился в агонии, пытаясь вспомнить то или иное русское слово. Просто в какой-то момент переходил на амэрикан English, при этом сильно видоизменяя свой бас. В общем он успел меня заколебать еще до того, как мы оказались у трапа самолета. А дальше подключилась фортуна: у меня двадцать второй ряд, а у него двадцать третий и место у прохода. Впрочем, я тоже сидела не возле окна, что довольно сильно ударило по моей расшатанной нервной системе. На регистрацию я заходила последней, так что выбирать не пришлось.