Три человека стояли на самом берегу моря и смотрели на переливчатую лунную дорожку на темной воде.
– Полнолуние через два дня, – уверенно сказал Джим Кортни. – Большие красные рыбины будут голодны как львы.
Волна накатилась на пляж и зашипела у лодыжек Джима.
– Лучше спустим лодку, чем торчать здесь и болтать! – воскликнул двоюродный брат Джима Мансур Кортни. Его волосы в лунном свете блестели, как только что выплавленная медь, такой же сверкающей была и улыбка. Он легко подтолкнул локтем чернокожего молодого человека в белоснежной набедренной повязке, переминавшегося рядом. – Пойдем, Зама.
Парни вместе взялись за борта. Маленькое судно неохотно двинулось вперед; они поднажали, но лодка застряла в мокром песке.
– Подождем большой волны, – предложил Джим. – Вот она, идет! Ребята, приготовились.
Волна поднялась далеко впереди и рванулась к ним, набирая скорость. Столкнувшись с берегом, она побелела, потом стала кремовой, высоко подняла нос ялика, и юноши дрогнули от ее силы, цепляясь за борта и по пояс погрузившись в воду.
– Теперь дружно! – крикнул Джим, и парни вместе налегли на лодку. – Пошли с ней!
Волна нахлынула свободно и неудержимо, и юноши, оказавшись по плечи в воде, использовали отлив, чтобы сдвинуть лодку.
– За весла! – Джим выплевывал воду, потому что новая волна окатила его с головой.
Парни вцепились в борта ялика и в потоках морской воды перевалились через них. Возбужденно смеясь, они схватили длинные весла, лежавшие наготове, и вставили их в уключины.
– Навались!
Весла ушли в воду и снова появились, оставляя на поверхности маленькие водовороты; в лунном свете с весел словно бы капало серебро. Ялик вздрагивал в бурном прибое, и молодые люди стали грести в ритме, выработанном долгой практикой.
– Куда? – спросил Мансур. Он и Зама смотрели на Джима, что было вполне естественно – он верховодил и всегда принимал решения.
– В Котел! – решительно ответил Джим.
– Я так и думал. – Мансур рассмеялся. – Ты все еще зол на Большую Джули.
Зама, не переставая грести, сплюнул через борт.
– Осторожней, Сомойя. Большая Джули тоже сердится на тебя.
Зама говорил на своем родном языке – лози. «Сомойя» означало «дикий ветер». Так Джима прозвали в детстве за буйный нрав.
Джим нахмурился, вспоминая…
Никто из ребят не видел рыбу, которую они прозвали Большой Джули, но ясно было, что это самка, потому что только самки достигали таких размеров и силы. Парни почувствовали ее силу, передававшуюся из глубины через туго натянутую толстую леску. Морская вода била струей, переливаясь через планширь, а леска глубоко прорезала деревянный борт; с израненных рук ребят капала кровь.
– В 1717 году мой отец был на старой «Деве Омана», когда она огибала мыс Опасности, – сказал Мансур по-арабски, на родном языке своей матери. – Помощник капитана попытался с тросом достичь во время прибоя берега, но на полпути к нему подплыл зубан. Вода была такая прозрачная, что все увидели, как он поднимается с глубины в три морские сажени. Зубан откусил помощнику левую ногу и разом проглотил, как собака цыплячье крылышко. Моряк закричал и забился в воде, окрасившейся кровью: он пытался отпугнуть рыбу. Но зубан сделал круг и откусил вторую ногу. А потом утащил помощника капитана под воду. Больше его никто никогда не видел.
– Ты рассказываешь эту историю всякий раз, как я направляюсь в Котел, – мрачно произнес Джим.
– И всякий раз у тебя от испуга дерьмо становится всех цветов радуги, – сказал Зама по-английски. Эти трое так много времени проводили вместе, что бегло разговаривали на трех языках: английском, арабском и лози. И без усилий переходили с одного языка на другой.
Джим натужно рассмеялся – скорее чтобы успокоиться.
– Где ты научился этому отвратительному выражению, язычник?
Зама улыбнулся.
– У твоего утонченного отца, – ответил он.
Джим не нашел что возразить и посмотрел на светлеющий горизонт.
– Восход через два часа. Хочу до тех пор покончить с Котлом. Это лучшее время, чтобы еще раз попробовать поймать Джули.
Ялик двинулся к центру залива, покачиваясь на высоких капских волнах, накатывающих на берег бесконечными рядами, совершив перед этим долгое путешествие по южной Атлантике. Ветер дул лодке прямо в нос, и мальчики не могли поднять единственный парус. За их спинами поднимался величественный монолитный массив Столовой горы с плоской вершиной. В тени горы пряталось множество стоящих на якоре судов, в основном большие трехмачтовики со спущенными парусами. Эта гавань – настоящий караван-сарай Южных морей. Торговые и военные корабли Голландской Вест-Индской компании – ВОК – и суда полудюжины других государств после долгого плавания по океану пополняли на мысе Доброй Надежды запасы продовольствия и пресной воды.
В столь ранний час на берегу горело лишь несколько огней: тусклые фонари на стенах крепости и свет в окнах таверн, где все еще пировали моряки с бросивших якорь в гавани кораблей. Взгляд Джима невольно устремился к одинокому огоньку, отделенному от остальных милей темного моря. Там располагался склад и контора Торговой компании братьев Кортни, и Джим знал, что светится окно отцовского кабинета на втором этаже большого складского здания.
«Папа опять считает шекели». Джим рассмеялся про себя. Его отец, Том Кортни, был одним из самых преуспевающих купцов на мысе Доброй Надежды.
– Впереди остров, – сказал Мансур, и внимание Джима переключилось на предстоящую работу. Он поправил веревку руля, обмотанную вокруг большого пальца босой правой ноги. Ребята слегка изменили курс, отклонившись влево, и направились к северной оконечности острова Роббен. «Роббен» – так называются по-голландски тюлени, в изобилии живущие на этом скалистом кусочке суши. В воздухе уже чувствовался запах, смрад от испражнений вперемешку с рыбной вонью казался невыносимым.
Подплыв ближе, Джим встал на корме, чтобы свериться с ориентирами и точно подвести ялик к глубокой впадине, которая и называлась Котлом.
Неожиданно Джим кинулся прочь с кормы с тревожным криком:
– Вы только посмотрите на этого дуролома! Он протаранит нас! Гребите, черт побери, гребите!
Из-за северного мыса острова неслышно и быстро выходил под всеми парусами большой корабль. С ужасающей скоростью под сильным северо-западным ветром он шел прямо на мальчиков.
– Проклятый голландец, сырная башка! – выругался Джим, налегая на длинное весло. – Сухопутное отродье кабацкой шлюхи! На нем даже огней нет!
