Верхушки гор тянулись ввысь, погружаясь в сизую дымку. Она, густая и влажная, еще не была облаками, но, постепенно плотнея, становилась ими. С поверхности глубоких темных озер в ущельях отделялись молекулы влаги и поднимались к небесам, рождая облака: неплотную вату, пропускающую рассеянный солнечный свет, или же похожие на густую сливочную пену золотисто-розовые клубы, или даже свинцово-черные грохочущие и сверкающие тучи. Но не рождались на этой фабрике самые страшные из всех видов облаков – лавовые. Никто не знал, откуда приходили они, изливаясь на землю огненными потоками и оставляя за собой лишь мертвый серый пейзаж застывших лавовых рек. Все живое, почувствовав их приближение, этот знойный дымный дух, срывалось с места и спасалось бегством. Но мало было тех, кто успевал укрыться… Однако уже давно нигде не появлялись эти небесные духи смерти. Так давно, что само их существование уже стало легендой, страшной сказкой для всех существ, рассказанной самыми древними из них.
Охотница сквозь горный туман вглядывалась в очертания Города, что растекся по долине на манер реки из огней, домов и живых потоков улиц. Дневной свет потухал во мгле. Охотница понимала, что она не успеет спуститься в долину до ночи, значит, придется ночевать на дереве, сидя на ветке и крепко привязав тело веревкой к стволу. С рассветом она вновь отправится в путь и уже к полудню будет в Городе. Ее красно-медные волосы раскидались по плечам нечесаными прядями. За спиной у нее был колчан с необычайно тонкими стрелами и изящный лук, а на поясе висела кожаная сумка, крышка которой была закрыта на ременной замок. Из этой сумки то и дело раздавалось жужжание, как будто майский жук бился в окно и никак не мог попасть наружу. Когда жужжание становилось слишком громким и досаждало Охотнице, она постукивала ладонью по крышке, и звук вмиг замирал, но лишь на какое-то время.
В полдень следующего дня Охотница, пахнущая хвоей и сыростью, вступила на мостовую. Толпа раздражала ее, ей хотелось как можно быстрее вновь оказаться в чаще, слышать крики диких птиц по ночам, дышать влажностью и ароматами трав, пить из ручья, быть наедине с самой собой и слышать собственные мысли. Но Город нужен был ей время от времени как источник средств существования. Сама бы она вполне смогла добыть себе пропитание и одежду, но были ситуации, в которых приходилось платить только монетами. Именно эта потребность и приводила ее к неизбежному и столь нежеланному столкновению с внешним миром.
Быстро преодолев омерзительные, полные крыс и мусора задние дворы окраин, Охотница нырнула в узкий проход в стене, не сразу заметный глазу, особенно в сумерках задворок. Этот факт делал проход потайным на всякий случай. Неслышными шагами прокралась она по темному коридору и оказалась внутри освещенной лавки со всякой всячиной. Стоявший в комнате Верзила вздрогнул и зарычал:
– Опять ты в кошки-мышки со мной играешь! Зачем так тихо подкрадываешься со спины?! Вот возьму и всажу в тебя нож от неожиданности!
Охотница рассмеялась:
– Ты не успеешь даже дотронуться до рукояти кончиками пальцев, полено неотесанное! – И снова громко и от души расхохоталась прямо ему в лицо, так он ее повеселил своим испугом!
– Выкладывай! Чего притащилась? – Верзила негодовал, но понимал, что слова ее правдивы.
Вместо слов Охотница сняла потертую кожаную сумку с ремня на поясе и высыпала на стол живой комочек из маленьких телец. Существа эти были не больше мизинца, и казалось, они едва живы. В кожаной сумке с плотно закрытой крышкой они задыхались от тесноты и нехватки воздуха. Их было пятеро. Огромные глаза, похожие на стрекозиные, помогали им прекрасно ориентироваться в темноте. Но сейчас, после долгого заточения, они щурились от света, прикрывая лица крошечными ладошками. За спиной у них виднелись обрывки тонких чешуйчатых крылышек, которые беспрестанно шевелились, но больше не могли поднять их тщедушные тельца в воздух. Жалкое это было зрелище!
– Шныриков притащила! Вот умница! – хлопнул от радости в ладоши Верзила. И тут же его грубое лицо вновь приобрело серьезный и даже устрашающий вид. – Получишь деньги, когда у них крылья отрастут, не раньше! В прошлый раз у двоих так и не выросли, пришлось выкинуть на улицу. Деньги на ветер!
– Черта с два! – стукнула крепким кулаком по столу Охотница. – Или деньги сейчас, или сама продам на черном рынке!
Верзила поморщился, фокус не вышел. Пришлось выложить пять гнутых монет.
Шнырики – ценный товар. Каждая уважающая себя барышня держит при себе такого. Изящная, разодетая в кружево фигурка, порхающая вокруг нее, – прекрасное дополнение к образу, модный аксессуар. К тому же может подать зеркальце, припудрить носик, очистить мандарин или орех. А самые искусные из них способны даже уложить прическу, украсить ее бутонами цветов. В реальности же свободное лесное создание вынуждено было заканчивать свои дни рабом, прикованным днем и ночью тонкой золотой цепочкой к запястью своей хозяйки. Шнырики – товар ходовой, в неволе долго не живут, а те, у кого так и не вырастают новые крылья, и вовсе погибают сразу, лишенные привычной среды обитания. Поймать их, быстрых и юрких умельцев маскировки в живой природе, – задача практически невыполнимая. Оттого и спрос на них высок круглый год. Особенно зимой, когда надо отыскивать места их зимовок под снегом.
Охотница специализировалась на шныриках и была мастером своего дела. Она прекрасно изучила их повадки и знала, где искать их убежища. Своими тонкими стрелами она метко сбивала им крылья, не повреждая самого шнырика. Бывало, правда, что шнырик падал в ущелье или тонул в болотной тине. Но это были неизбежные издержки охотничьего дела. Мало подстрелить, нужно было еще добыть их целыми и невредимыми.
Обычно Охотница уходила в горы на несколько недель, питаясь там скудным подножным кормом, проводя почти все время в засаде. Но и вознаграждение за труды стоило того! Вот и сейчас, получив желаемое и довольная тем, что она вновь может не появляться какое-то время в Городе, Охотница удалилась тем же путем, каким пришла сюда.
