Товарищ Эхо - Горизонты дорог

Горизонты дорог
Название: Горизонты дорог
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Горизонты дорог"

Мой мудрый Джа отступает на север,Где снежный лев бережёт снежный вереск.И белые пчёлы дают свой белый мёд.Где над головою – солнце, а под ногами лёд.Тиран всегда глуп. И помыслом, и скелетом.Подлец связан подлостью, праведник – обетом:Человечность – безумие, оболганное наветом.Но ценности большей нет в мирах: том и этом.

Бесплатно читать онлайн Горизонты дорог


Дизайнер обложки Светлана Маратовна Усова


© Товарищ Эхо, 2021

© Светлана Маратовна Усова, дизайн обложки, 2021


ISBN 978-5-0055-2258-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

[кода]

И дождь мелодию ломает,
Дворовый пёс луну гоняет,
Я тенью продолжаю город,
Застывший каплей на стекле.
И тихо плачется трубою
Трущобный джаз, и нам с тобою
Сочится влагою за ворот,
Обкрадывая тем в тепле.
Перебираю чьи-то лица
В уме, чтобы опять родиться
Когда-нибудь на этом свете
Среди спешащих толп чумных.
А кто надеется на чудо,
Тому – зима, подъезд, посуда.
И незабвенный сон о лете.
И лет с избытком, не пустых.

[про старую булку, быструю речку и свечку]

И недосказанное слово
В окне пейзажем дряхлым мечется
За бортом поезда пустого,
В оврагах пыльного отечества,
Где, преломив хлеба вчерашние
На берегу великой музыки,
Грустили две души нестрашные
Глазами поднебесно-тусклыми.
Где та метла мела посадская
От позолоченного купола,
И плакалась, всегда затаскана,
Жизни непрошеная муза.
Мне виделись два вечных полюса,
Между собой недостижимые:
Источник космоса и полиса,
Застывшие и недвижимые.
И между ними, как по проволоке,
Шли дети тихо, неприкаянно.
И неподвижны были только те,
Кто жизнь _свою_ прожил нечаянно.

[discourses]

Северный ветер кварталов окраинных
Раны бередит Иуды и Каина,
Следы заметает дряхлеющих варваров
Прежде воды Великого паводка.
Прежде реки банальной бессмыслицы.
Прежде рожденья, причастия, виселицы
Мы себе сами стали пустынями
Под небесами пронзительно-синими.
Под небесами избыточно-влажными
Прежде казались себе сами важными.
Пусто в раю отживающей вечности.
Все сорок лет – не предел для беспечности.
Шелковый путь от разума к сердцу
Рефреном, покуда вселенные вертятся
Там, в пустоте, обмирая от холода.
Неисчислимы. Безмолвные, голые.

[lullaby of birdland]

Из песен Эллы Фицджеральд
Приходит время колыбельных
Для птиц, пока чудит февраль.
Как заплутавший неврастеник,
По снега чистому листу
Иду, врастая сквозь асфальты
В свою случайную судьбу,
В её мозаику и смальту.
Преодоление вещей:
Трамвай рисует формы круга.
И пусть не стали мы мудрей
С годами, но нашли друг друга
В снегах, в безмерности, в дожде,
В оттенках всех вселенной пыли.
И всё, что птицы пели те,
Мы не забыли.

[день первый]

А время продолжает бег
От школьной парты,
И человек грызёт свой хлеб
В азарте марта.
Снега, побрезговав теплом,
С весной в запале
Сплошным укутали ковром
Земли подвалы.
Но утром из кирпичных труб
В городе старом
Дует беспечный медный звук
Похмельем шалым.
То ветер, шапку заломив,
Несёт галопом.
И ясный ангельский мотив
Боготворит всех скопом.
Мой пыльный и уютный джаз,
Презрев фатальность,
Выводит солнце в этот час
В свою модальность.
И высоко в ветвях берёз
В глуши района
Тоскуют птицы невсерьёз
С купелей звоном.

[над пропастью во ржи]

Шелест кизилового куста.
Моя голова пуста.
Дитя хранит ключи от рая,
С последней ступени на меня взирая
Лестницы, ведущей на небеса.
В кабаке красавицы поют,
Создавая телу потеху, приют.
Мы бродим по улицам не узнавая
Ни зданий, ни адресов – повсюду чужая
Земля, а над ней – старый плут.
Выходишь вот так в пустой коридор
Ночью однажды, сед, жалок и гол.
Шаришь в потёмках в поисках света,
Сторони́шься зеркал, конечно, и это,
Стало привычкой с недавних пор.
А где-то над пропастью резво душа
Носится, жизнью напиться спеша.
И кто-то отсчитывает этажи,
Хрипя: если можешь дышать – дыши,
Каждой новой ступени транжиря свой шаг.
И уже там, на самом верху,
Застынете оба, как есть, на бегу,
Грезя бессмертьем, забвением, пылью.
В лето господнее, ставшее былью.
И временем смолотое в труху.

[Нормандия зимой]

Старик вычесывает вшей,
Вдали маячит Сен-Мишель,
И время гонит нас взашей
С площадки детской.
Край севера бредит зимой,
Укрыт снегами перегной,
И даже тихий голос мой
Стал на морозе резким.
Теряет зренье горизонт
Ввиду отсутствия высот.
Равнин избыток длится от…
От наблюдателя до бездны.
И тот, кто ходит по воде,
Пусть с сединою в бороде,
Но знает, если быть беде,
Он не воскреснет.
Ведь тело – не сосуд для душ,
Но зверь по имени Ануш,
И сам я верю в эту чушь,
В бреду закатном.
Скребут деревья потолок,
Набрав десятилетий впрок.
Жизнь повторяет свой урок
С слепым азартом.

[Дул, Бельгия]

Камень стёсан веками,
Как булыжник – шагами,
Но камень на то и камень,
Что жаждет речь обрести…
И, как святая ослица,
Не различая лица,
В ночь, когда звёздам не спится,
В слово корнями врасти.
Я слушаю песни камня
В полночь, сквозь ветер, когда мне
Время пишет анамнез —
Без жалости и без купюр.
Скрипучие кости мира
По звуку чище, чем лира,
Когда под парами кира
Чудишь в темноте, балагур.
Каменотесы горбаты,
Чисты и жестоки солдаты,
Смешны эти бредни, когда ты —
Свидетель времени крыс.
Иблис заведует небом.
Алиса рисует лето.
С тобой помолчим об этом
За плотной завесой кулис.

[к архипелагу]

Вот город и его изнанка,
Пустырь империи, орлянка.
Потешный детства закуток.
Запутанный высоковольтный космос,
Подвалов вычурная роспись —
Читай слога её, дружок.
Здесь билась пульсом вера в чудо,
И мир цветастым был, покуда
Из серости росли дома.
И кротки были те и эти
Во время Оно на планете.
Archipelago ago aguma.
Что жизнь брела тяжеловесом,
С тобою были ни бельмеса
В своей наивной немоте.
Преодолев весны дурманы
Мы кожею грубели сами,
Питая корни, но не те.
Но ты шагай в смешное небо,
Соединяя быль и небыль.
Пусть чешут кроны облака.
Пусть воздух трогает ладони
Ветвей, которым есть, что вспомнить,
Из жизни, что мала пока.

[к точке]

Птичий клин опадает в сугроб
Горизонта, за которым маячит горб
Ветра, предшествующий колокольному
Звону, вписанному, как протокольные
Выдержки в дневник беглеца,
В весеннее небо. И мы начинаем с конца.
И мы начинаем с предела, мы ищем дверь
С табличкой, оглашающей выход. И только зверь
Способен здесь выжить, по своим вернувшись следам.
А человек – он смертен. Он бередит своё «не отдам»,
Заключённое в лицах, в теле, в наборе имён,
Самим звуком своим оттеняющим сон
Всех реальностей разом,
Над которыми – Будда, парящий вселенным экстазом.
Над которыми Яхве, дающий только взаймы.
Над которыми Эго, не знающее вины.
Человек – он смертен. Запиши в тетрадь.
То, что было с тобою, случится опять.
Насмешкой, забвением, чьей-то судьбой.
И будет тьма. И дух божий будет нестись над водой.

[джаз в Лиссабоне]

звук, в отсутствии адресата,
гулко падает на пол
пустой комнаты. и становится тише,
чем в норе полевой мыши.
к окончанью зимы
дождь берёт у пространства взаймы
и становится сам пространством,
и землёй, и куцым её убранством.
а потом упирается в воды
океана. в такую погоду
на терассе последний белый солдат
допивает до капли soudade,
и игла из старой фаду
грампластинки высекает искру.
мир снаружи похож на фигурку из целлофана:
свет стекает на город из небесного крана.
кофе в чашках чернее собственной тени
человека, не ждущего новостей, ни

С этой книгой читают
Здесь собраны осенние листки дядюшки Айли Бу, выцеженные из сетевых медитаций и оглядок на фрактальные лабиринты. Нечетные фигуры – по шагу на каждую – для стен и лестниц Контроля.На обложке – картина Hawk Alfredson «Soaraurora».
Когда-то давно люди и звери жили вместе. Люди правили, звери охраняли. Люди были разумом, звери – силой.Чтобы потешить зверей и дать им насладиться силой, Правитель людей ежегодно устраивал для них Праздник зверства. Его венцом была охота двенадцати избранных зверей за двенадцатью избранными девицами.
Дети всегда дарят новые чувства. Ничто не сравнится с тем, что чувствуешь когда у тебя рождается ребенок.О материнстве – как я его понимаю и чувствую…
Лара Павловская – поэтесса из Бреста, Беларусь. В свои юные 70 лет она продолжает радовать читателей глубокими и искренними стихами. Её творчество пронизано философскими размышлениями, светлыми эмоциями и теплотой, которые находят отклик в сердцах.
«Мое Зауралье» – сборник стихов, начатый в послевоенные годы, где автор рассказывает о детстве и юности, описывает романтику туристических походов, показывает крепкую дружбу школьных лет, демонстрирует успехи и достижения в спорте, восхищается самоотверженной любовью матери и воспевает красоту Каргапольской земли.
История о древнегреческих мореплавателях, поплывших за золотым руном, которое дарует счастье в далёкую страну Колхида. Путь был нелёгок, но и цели достигнуть удалось.
«Я вижу тебя» – это история о вампирах и людях. Книгу можно назвать фантастическим вампирским романом из-за чёткой линии отношений между главными героями. Но не стоит ждать лёгких любовных переживаний и интриг. Мир сверхъестественного гораздо более многогранен и заставляет героев переживать самые разные эмоции, от любви до ненависти. Главная героиня начинает свой путь с момента своей смерти. Она ещё понятия не имеет, в какой мир попала и какие оп
«В глуби веков» хронологически продолжает книгу Л. Воронковой «Сын Зевса» и раскрывает читателям одну из интереснейших, знаменитых и тем не менее загадочных страниц мировой истории.Позади остались юношеские подвиги Александра. Теперь он великий полководец Александр Македонский, с огнем и мечом идет по дальним странам, проложив свой путь от Македонии до глубинных индийских царств. Вся бурная, противоречивая, наполненная событиями жизнь полководца
«Моя жизнь» – автобиографический роман, документально-поэтическое повествование, написанное Марком Шагалом, великим художником, чья жизнь волей исторических сдвигов разделилась между Витебском и Парижем, между Россией и Францией. Перевод на русский (исправленный для настоящего издания) принадлежит Наталье Мавлевич, лауреату премии «Мастер».