Товарищ Эхо - Шаманархия и ее нагвали

Шаманархия и ее нагвали
Название: Шаманархия и ее нагвали
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Шаманархия и ее нагвали"

Здесь собраны осенние листки дядюшки Айли Бу, выцеженные из сетевых медитаций и оглядок на фрактальные лабиринты. Нечетные фигуры – по шагу на каждую – для стен и лестниц Контроля.На обложке – картина Hawk Alfredson «Soaraurora».

Бесплатно читать онлайн Шаманархия и ее нагвали


Иллюстратор Hawk Alfredson


© Товарищ Эхо, 2019

© Hawk Alfredson, иллюстрации, 2019


ISBN 978-5-4485-5497-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарности

С берегов нашей цветущей Утопии хочу выразить огромную благодарность автору иллюстрации и частому гостю планеты Gong и сопредельных систем/звездных скоплений – Hawk Alfredson, который сам по себе – целая вселенная.

На обложке – его картина Soaraurora.


Сайт художника


http://www.hawkalfredson.com/

Пролог

Мудрая лиса учит охотника – проснуться.

[психоделический коммунизм]

Я несу свою голову в нагрудном кармане измятой рубахи,
Руны вселенного солнца ощупывая клеткой грудною;
Язык мой подвешен как маятник над планетарной плахой:
Даешь над массами новую диктатуру психоделического строя!
Изгрызен мозг натурфилософии и гуманизма дрязгами,
Опьянено само время свободы поводами ложными.
Каждый, пресытившийся механистического существования ядами,
Подчинение общему строю воспринимает как должное.
В спирали эволюции спутаны замещенной истории перипетии.
Всякая вы-роста личности болезнь склонна к повторению —
Контрапункты контроля в сознании рождают мазохистскую склонность к тирании.
Вожделение жизни ярче стократно к смерти стремления.
В головах – зловонно и затхло от избитой архаики изобилия,
Самозванцы чертят мерзотной классовости очередные табели,
Чувство мщения в «душе» потребителя веры граничит с бессилием:
Вам – моя коммунистическая табель психоделической жажды!

[noPolitics/noComments]

Давайте продолжать постоянно оглядываться:
Что сказала говорящая голова по телевизору;
О чем мычит красномордый толстопуз по радио;
Какой генеральной линии придерживается штаб сегодня и
По каким контрапунктам мразности и подлости
Разрастается стратегия штабов потенциального противника;
Какую низость совершил сосед (тем самым
Даровав нам право на низость большую к другим соседям);
Чей запрет лучше соответствует общей моральности народов;
И кого нужно убить/закрыть/унизить для того,
Чтобы народ был счастлив, чтоб осознал свою духовность;
Что говорит соседка об экономике Магриба и
Соединенных штатов; в какой части лица
Растут бороды у пидарасов, и какую великую истину
Нам могут сообщить поп-звезды;
Куда ронять бомбы, чтобы мир стал во всем мире;
Где разводить базар и развал за религиозное мракобесие
(Чтобы после героически и с почестями похоронить
Сотню-другую солдат);
Каким цветом вышивать воротники, чтобы патриотизм;
В чью военную форму одевать детей, чтобы гордость;
Чьим пеплом продолжать писать историю,
Чтобы в настоящем не думать о живых.
Давайте продолжать постоянно оглядываться,
Ведь чужое «мнение», вшитое в рептильный мозг, важнее знания;
Ведь только так мы сможем понять, кто за нас, кто не с нами;
Кто чужой, цветной, красный, зеленоглазый, не по уставу одетый, звучащий
В другой тональности, другим голосом, другим языком.
Территории и их закрытые границы – это важно,
Это наше наследие – то, что мы оставим детям и детям
Наших детей, королевство кривых и горбатых,
Имеющих прошлое, имеющих точку зрения,
Озвученную кем-то/о, психология стариков и калек:
Бараки, храмы, тюрьмы – костыли мышления,
Глобальная культура подчи/потребления
(и, кстати, чьи стереотипы зальешь ты сегодня
В слоты собственной памяти?)

Нагвали

[первое говорение – песни мертвых китов]

Застывший снег с оконного холста
Не сыплет в тёплый вечер зала;
Над городом болтается полярная звезда,
В неоновых плутая буквах бара.
Старик с шкатулкой дремлет за столом
Меж утвари столовой незаметен.
Привычным отвечает город сном,
Где внешний мир нелеп и тесен.
У этой ночи иллюзорность взяв взаймы,
С зеркал небесных соскребают амальгаму
В мгновенье пограничной тишины
Лунные львы и белохвостые орланы.
Их призрачные шорохи здесь не слышны:
Полночный мир себя готов начать сначала…
По лунным маякам ночные корабли
Прокладывают путь к причалам.
Старик прислушивается к голосам китов,
Истрепанным солёным ветром океана;
Китовых песен помнит он прощальный зов,
Стекающих на палубы из рваной раны
Гарпунным оставляемой крюком,
Запущенным уверенной рукой.
Как после, возвращаясь в пустой дом,
Соленый запах этих песен нёс с собой.
И так мала была земля вокруг,
На пустыре застывшая вселенной,
Что завершающему жизни круг
Чужая смерть казалась избавлением.
Так север сберегает свой улов…
Старик с раскаяньем и сожаленьем
Хочет забыть, как он фотографировал китов
И жизней их последние мгновенья.
В шкатулке фотографии хранит
И, долгой ночи пойман лабиринтом,
Что рану память бередит:
Листая кипу старых фотоснимков.
С каждым ведет неторопливый разговор,
Застыв меж вечностью и океаном.
Так бесконечен этот с прошлым спор
О жизни и лишён обмана.
И все киты его историй вдруг
Бредут от смерти вновь к тому мгновению,
Когда гарпун китовый оставляет труп,
А кит сам покидает землю.
Старик подносит к фотографиям огонь
Горящей в цепких пальцах спички,
Горячий пепел в тёплую ладонь
Ножом соскабливает по привычке.
Дым исчезает над повинной головой;
Над городом болтается звезда:
И души белые китов плывут домой
К созвездию Тау Кита.

[второе говорение – человек стоял на берегу]

Разбросав вдоль берега трубки-хоботки,
Облакоэлектростанция вылупилась у реки:
Крохотные мигли раскрутили её зубчики и шестеренки,
Из корней выцеживая кровь травы.
Чтобы билось огромное сердце в бетонной грудине,
Чтобы курились трубы и вращались турбины,
Чтобы тучные стада топтались над городами,
Укрывая улицы пепельной периной.
Человек гладил стены и думал огромные мысли
О своем всесилии, власти лжи и её смысле.
В землю под его ногами вгрызались иглы тонкие,
Ядовитые снежинки на ветвях древесных висли.
Тучи производили холод и давали снег;
Засыпал снег город и в изголовьи рек
Сваливался в кокон, обрастал льдами —
Рождался снежными гиенами солнца поперёк.
И большая ночь по всей земле рассыпа’лась,
Растряслась, раззвенелась, там и осталась;
Снежные гиены пришли в город разорять сады и гнёзда —
Все-все зажмурились взрослые. Сделались спящие, испугались.
От великой стужи птицы растревожились,
Железные перья сладили, стали толстокожими.
Полетели облакоэлектростанцию крушить бомбами сердец своих, вольные,
На человечьих птиц похожие.
И стальные птицы им навстречу летели,
Неживые сердца в их груди тарахтели —
Облакоэлектростанция огнём небо царапала грозно —
Железные перья плавились и горели.
Человеческие дети подбирали птиц упавших трупики,
Вокруг туловок неумело спутывали прутики,
Большую солнечную мельницу строили —
Солнце небу вернуть хрупкое.
Детский смех о земную бился плаху;
Солнечная мельница перемалывала мир в труху.
Человек любовался делом рук своих.
Человек – последний – стоял на берегу.

[третье говорение – горы с обратной стороны]

Над зелёной гостиной – заповедник лун и звёзд
Нанесён серебряной тушью на пергамент, лишенный границ.

С этой книгой читают
Мой мудрый Джа отступает на север,Где снежный лев бережёт снежный вереск.И белые пчёлы дают свой белый мёд.Где над головою – солнце, а под ногами лёд.Тиран всегда глуп. И помыслом, и скелетом.Подлец связан подлостью, праведник – обетом:Человечность – безумие, оболганное наветом.Но ценности большей нет в мирах: том и этом.
В книге собраны стихи, написанные с 14 до 37 лет. Это память о самых важных, судьбоносных, золотых мгновениях жизни, дающая ключ ко всему остальному прозаическому корпусу творений автора.
Автор ОЛЬНОВ АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ.Год рождения – 1938, 27 февраля. Родина – с. Городище Череповецкого района Вологодской области. Кроме Череповца и Петрозаводска проживал в городах: Сортавала, Витебск, Усть-Каменогорск, Альметьевск.
Гражданин Советского Союза. Коммунист.Родился 22.12.1956 г.Родители – ветераны Великой Отечественной войны.Окончил ВВМУПП им. Ленинского комсомола в 1981 г.1981—1993 гг. – служил на дизельных подводных лодках 182-й Отдельной Бригады подводных лодок (б. Бечевинская), КВФ.После предательского развала Советского Союза подал рапорт об увольнении из ВС, заявив о несогласии с политикой нового руководства страны, армии и флота.Уволен в запас с должности
Мы любим. Если повезет, становимся счастливыми, и со временем у нас появляются прекрасные воспоминания.Если нет, нам остаются грусть и иногда стихи.
Иван Дмитриевич Путилин – гений русского уголовного дела, много лет он стоял у руля Санкт-Петербургской сыскной полиции и благодаря своей находчивости и необыкновенной проницательности раскрывал самые сложные преступления, за что его называли русским Шерлоком Холмсом.На основе воспоминаний Путилина писателем-детективщиком начала XX в. Романом Добрым была создана блестящая серия остросюжетных рассказов, которые и вошли в этот сборник. Их хочется п
Впервые в одной книге увлекательная художественная версия исторических событий более чем 65-летней давности.Нюрнбергский процесс – международный суд над бывшими руководителями гитлеровской Германии. Великая история сквозь невероятную жизнь ее героев – с любовным треугольником и шпионскими интригами.В новом романе Александра Звягинцева – мастера остросюжетного жанра и серьезных разысканий эпохи – пожелтевшие документы истории оживают многообразным
1967 год. Мир, которым правит магия аристократов. Где рок-н-ролл звучит даже во дворце ее Императорского величества, а отечественные «Волги» успешно сражаются на ночных улицах с американскими «Понтиаками».Очередная бешеная гонка по Санкт-Петербургу заканчивается трагедией. Врачи и целители, уже приговорившие юного князя Горчакова к смерти, списывают чудесное спасение на внезапно проснувшийся Дар. Но даже родовая магия не в силах объяснить, почему
2018 год. Москва. Старший следователь Орест Волин расследует дело, связанное с пропажей ценной копии Корана Усмана. Дело осложняется убийством похитителя. Волин приходит к выводу, что на самом деле вор должен был украсть оригинальный Коран Усмана, который является мусульманской святыней и как раз в эти дни был привезен из Ташкента в Петербург.1923 год. Очередной дневник детектива Загорского рассказывает о поездке сыщика в Ташкент. В это же время