…ты же темный, как кошкины сны,
потеряешься в городе этом, найдет полицейский, а ты только «мяу» да «ы-ы».
Дмитрий Воденников
Заболела она глупо, в разгар лета. ОРВИ, сказал доктор. Да какое, там, к черту, ОРВИ? что это вообще за зверь?
И еще этот обморок, в самом начале. Ленка, словно став на миг гуттаперчевой, вдруг скользнула на пол, свернулась эмбрионом и затихла.
Болела долго. Металась на простынях, и легкое тело ее стало вдруг жарким и неуклюжим. Никита заметил, что днем ей легче. Возвращался с работы, заставал почти в норме. А вечером она опять бредила, скатываясь в полусон, или вдруг открывала глаза, глядела с испугом.
А после оказалось, что она от Никиты отвыкла. Смотрела в упор, словно чужая. Даже домой не хотелось: словно его выдавливало из общего их пространства. Сегодня, наконец, прорвалось.
– Я не знаю, почему так. Ты входишь – мне дышать трудно. Как аллергия… – она осунулась, желтые тени залегли под глазами, скулы стали резче.
– И что мне делать? – спросил он растеряно.
– Не знаю, – она смотрела виновато. – Может, мне пока к маме уехать? Одна я боюсь. Сны… я сама себе снюсь, представляешь? В зеркалах. Двойниками. Не страшно бы, но это – не я. Смотрит, просит: отдай. Я сто раз спрашивала, что? Что? А она – отдай, и плачет…
– Уедет она… давай без резких движений? Ты отдыхай, а я за снотворным схожу, – Никита погладил ее по плечу.
Она не отстранилась, но было видно, как напряглась спина.
Он вышел на улицу. Аллергия на мужа. Нормально, да? Представилось, как в оскаленной мине рекламный агент протянет ему упаковку: – аллергия на мед, пыльцу и супруга? Аэрозоль «недышин» – мы вам поможем!
Но не игра это, не притворство. Другое. Ладно, там видно будет…
Питер мок под дождем. Глядя по сторонам, Никита думал привычно: почему у нас не моют окна домов? Вся Лиговка в грязных стеклах. Вот, полюбуйтесь: витрина, сто лет как не мытая, в ней – странная жестянка: то ли самогонный аппарат, то ли – робот из старого советского фильма. На синем бархате – звезды из фольги. Цирк! Сверху вывеска – «Трактир на Млечном пути». Внизу меню мелом на дощечке: кофе, бизнес-ланчи, банкеты, свадьбы… Цветным мелом приписка: КОЛДУНЬЯ. ВХОД СО ДВОРА.
Он пожал плечами и почему-то прошел во двор. Желтый колодец неприязненно щерился окнами. Единственное крыльцо в три ступеньки заканчивалось облупленной дверью. Белела табличка: «прием с 11 до 23». Пока Никита стоял и думал, зачем он тут, дверь приоткрылась.
– Заходи, – сказали ему, – чего стоять, раз пришел.
Колдунье было за шестьдесят. Смуглая, словно выдубленная солнцем и ветром кожа, седой еж волос и пронзительные глаза делали ее похожей, скорее, на флибустьершу в отставке, чем на деревенскую бабку-шептунью.
Он сидел в кресле напротив и следил, как маленькие крепкие руки тасуют колоду. Женщина смотрела без улыбки. Спросила дату рождения. Достала планшет, поводила тонким ногтем по сенсорному экрану. Никита хмыкнул: даешь смычку метафизики и нанотехнологий! Сейчас еще, в ногу со временем, клонирует гипоалергенного Никиту и решит их с Ленкой проблему.
– Два года назад, в августе, – спросила она, – у вас что случилось?
– Ничего, – не сразу ответил Никита. Пальцем в небо, наверно, тыкала, а – попала. Раз такая умная, пусть сама скажет, и спросил: – А что?
Женщина сказала, перейдя почему-то на «ты»:
– Я скажу, а ты слушай. Если ошибаюсь – уйдешь. Она у тебя светловолосая, высокая. Мерзнет часто, в рукава руки прячет. Два года назад, когда… ты знаешь, что было, она чуть с ума не сошла.
Верно, подумал Никита, какой-то доброхот из агентства позвонил ей… перепутал, дебил. Их с Чижом перепутал. Ленка чуть не спятила тогда…
– Она боится. Каждый день боится, что ты не вернешься. Страх у нее с тех пор. Сны у нее…
В цвет, подумал Никита.
– Она задыхается иногда, – продолжала колдунья, – ей все мерещатся те завалы. Кажется, что воздуха нет…
…Воздуха нет. Каменное крошево, пыль, песок во рту, на зубах, на языке. Рот сухой, хочется сплюнуть, а нечем. Дышать тоже хочется. Невыносимо, мучительно хочется дышать. Заорать никак, сдавлена грудь. Ччерт. Откуда она это знает?!
Колдунья не спускала с него глаз. Никита медленно кивнул.
Из-за двери появился мужчина. Небольшого роста, юркий, в улыбчивых морщинах, он принес с собой запах табака и мангала. Встал за спиной, положил женщине руки на плечи и чмокнул в макушку:
– Подхалтуриваем?
– Мешаешь, Рик, – она поморщилась. Сказала Никите: – Подожди здесь. Мы с мужем на минутку…
Оба вышли. Из приоткрытой двери долетали обрывки разговора:
– …опять за старое? Отберут же лицензию!..
– …сам, представляешь? Надо же, как, – женский голос был растерян.
– Прошлый раз нас вышибли из Мюнхена, – гнул свое мужчина. – Вот почему я шкурой сейчас чувствую неприятности?..
– Две недели назад, – женщина заговорила тише, до Никиты долетело последнее слово, – с той стороны…
– Марго, – простонал мужчина, – и ты открыла?..
Снова женский шепот, потом возглас мужчины:
– Ну, ведь безобидный же, да? Из местных травок? Корень женьшеня там, репей, ваниль с подорожником?..
После ответа женщины повисло молчание, потом дверь со стуком захлопнулась.
Какое-то время Никита не слышал ничего. Потом мужчина заголосил:
– …открыть! А если ты ошибаешься? Ты представляешь, как можно влипнуть?! Господи, какое место удобное: центр, метро, аренда нормальная. Повара приличного нашел! – он причитал, как дервиш.
– Хорошо, – женский голос стал ледяным, – сейчас я пойду и скажу ему «до свидания», так? – и столько в этом «так» было силы, что моментально представил Никита, как взметнулся на мачте Веселый Роджер, тугим влажным ветром выгнуло паруса, и по воле маленькой крепкой руки рванула лихая шхуна на абордаж…
Муж пошел на попятный:
– Тихо, тихо. Не кипятись! А если…
Неразборчивая скороговорка. Рик сдался:
– Тоже, вроде, ничего страшного… Ладно, идем. Человек ждет…
Будет сейчас клоунада, решил Никита. Впарят ему про дорогу дальнюю и даму треф, продадут жабьей икры полкило или хвост убитой в полночь гадюки – на счастье. Только откуда она про Ленку-то знает?
– Иди, – сказала Марго. – К ней иди. И не волнуйся. Все у вас хорошо теперь будет. Муж проводит, – и, кивнув на прощание, вышла.
И все?! – подумал Никита.
Мужчина повел его через коммунальные дебри. Остановился у обшарпанной двери, не той, через которую его впустили.
– Ну, бывай, – сказал хозяин. Если что – до четырех утра я тебя подожду. Вечер у тебя впереди и полночи.
Никита пожал плечами: с какой бы стати ему сюда возвращаться? И вышел.
Дворик был уже другой. Обычное дело – сквозная квартира на два выхода. Только зачем этот цирк?
