– Уу… уу? – переспросила я.
– Устрицы, – кивнули они мне, – ешь!
Устрицы валялись в углях, покрытые пеплом и совершенно несъедобные с виду.
Их закрытые створки скрывали нечто, от чего д'Артаньян и компания приходили в восторг.
…Началось, как обычно, с Ирки. Она вычитала об устрицах в «Трех мушкетерах». Их ел Атос. Он закатывал глаза от восхищения и запивал лакомство бургундским вином.
Нам было по десять, и мушкетерами мы бредили. Злая судьба поместила наши, жаждущие воинской славы души, в тела девчонок, и свою годность в королевское войско приходилось отстаивать ежечасно.
Мы перечитывали книгу и распевали песни из фильма. Носили шпаги и делали мушкеты, которые стреляли пульками из гнутой проволоки. Алмазные подвески хранились под стеклом в земляном секретике, а тайная переписка королевы – под корнями старого тополя.
Устриц у нас не было.
– У нас на карьере есть устрицы, – заметила Наташа.
– Откуда? – недоверчиво прищурилась Ира, – как ты вообще себе устриц представляешь?
– Они в раковинах, – без запинки ответила та, – их расколупывают и выковыривают то, что внутри.
– Надо попробовать, – решила Ирка, – поехали!
Тогда нам казалось, что умение добыть и приготовить еду – это то, что делает нас взрослее и опытней. Мы не были голодными в поисках пищи. Мы были исследователями. Мы пробовали на вкус и проверяли на прочность. Мы хотели быть такими, как те, о ком знали из книг.
Гек Финн ставил силки. Герои Джека Лондона питались сырой рыбой. Жак-Ив Кусто, исследователь моря, в одной книжке рассказал, как достал из глубины запечатанную амфору, возрастом чуть ли не в тысячу лет. И открыл. И попробовал! Было невкусно.
Но не в этом дело. Исследовать, добывать и проверять на себе – только так можно стать мушкетером. Или бродягой. Или аквалангистом.
У нас будут устрицы.
Мы сели на велосипеды и рванули к карьеру. В такой момент кажется, что если сразу не начать действовать, то про твою идею непременно узнают все остальные. И опередят. И за обедом, за роскошным обедом с борщом на первое и жареной картошкой на второе, на десерт непременно подадут устрицы, и будут ухмыляться:
– Хе-хе, разини! Раньше надо было думать! Они бы до зимы собирались! Быстрей надо было соображать, растяпы!..
Мы прикатили на карьер. Купаться в нём запрещалось. Соседка, баба Клава, бывшая медсестра, веско говорила моей бабушке, делая большие глаза:
– Кишечная палочка.
Бабуля пугалась и показывала мне кулак. А потом, под страхом возвращения в город, запрещала даже подходить к антисанитарному водоёму.
Я не огорчалась. Мы любили Неву, а карьер презирали: стоячая вода, слишком тёплая, толпы народу в выходные и грязный песок. Ничего интересного.
Мы вышли на охоту. Я брела по колено в воде. Камыши, нити водорослей и ивы, которые развесили ветки у самого берега, усложняли задачу. По песку были разбросаны обломки раковин, но мы хотели добыть целые, сложенные из двух половинок и с моллюском внутри.
По глади скользили жуки-водомерки, низко носились стрекозы. Меж водорослей недвижно стоял малек щуки, вытянутый, как игла. Одно мое движение, и он стрелой сорвался с места, чтоб тут же замереть на пару метров дальше.
Первую устрицу нашла я. Случайно наступила пяткой и заорала. Внутри тяжёлой раковины явно что-то было.
– Это она? – спросила я у подруг.
– Она, – подтвердила Наташа, ковыряя ногтем панцирь.
Створки не хотели раскрываться.
– Вообще-то, – прищурилась Ира, – мой папа называл эти штуки мидиями.
– А какая разница? – спросила я.
Мы долго смотрели на мидию-устрицу, потом друг на друга.
– Никакой, – подвела черту Ирка. – Это моллюск, и его едят. Ловим дальше!
Я оставила добычу на камне и продолжила поиски.
Д'Артаньян покрыл себя славой. Гек Финн покрыл себя славой. Даже этот, Нат Пинкертон, герой-сыщик из старой книжки, про которого мне рассказывал дед, тоже, по-видимому, покрыл себя славой, раз дед о нём помнит.
Да и сам мой дед! Рассказывал, что в детстве, в подвале одного дома на Лиговке они с друзьями обнаружили настоящие рыцарские латы!
Дедово детство пришлось на довоенные годы. Я не знала, быль это или нет. На розыгрыши дед был горазд. Бабушка потом объяснила, что когда он врет, у него подрагивает кончик носа. Эх, знала бы раньше – только б на нос и смотрела!
Так или иначе, у д'Артаньяна была победа над кардиналом, у деда – доспехи, у Ната Пинкертона – как минимум, один верный поклонник.
А у нас будут устрицы.
Я нашла ещё одну, девчонки добавили к улову три штуки.
– Может, для первого раза достаточно? – осторожно спросила я.
– Пока хватит, – согласилась Наташа.
– Кто первый? – бодро поинтересовалась Ира.
– Мы их что, сырыми будем есть? – идея мне не понравилась.
Атос ел сырыми, – отрезала подруга.
Я понюхала: устрицы пахли илом и рыбой. Тухлой рыбой, если точнее.
– Кишечная палочка, – напомнила я.
– Трусихи, – презрительно бросила Ирка.
Под её руками створки чуть-чуть приоткрылись. В щелочку ничего не было видно. Запах стал сильнее. На Иркином лице появилось сомнение.
– Ладно, – подала голос Наташа. – Давайте костёр разведем. Если кто-то очень голодный, то может свою устрицу слопать сырой. Лично я свою подогрею!
Мы набрали сухих камышей и ивовых веток. Коробок спичек у нас был, и вскоре огонёк заплясал. Конечно, было не так сложно, как ночью в тайге и с одной спички. Но всё-таки!
Мидии-устрицы решили запечь, как картошку. Бросили в прогоревшие угли и ждали, когда испекутся.
Чем дольше я наблюдала за приготовлением устриц, тем меньше мне хотелось их есть. Похоже, подруги эти чувства разделяли.
– По-моему, готово, – объявила Ирка. – Ну, кто первый?
– Давайте тянуть жребий, – меня осенило, – если, конечно, нет совсем голодных добровольцев.
– Если ты так хочешь, – протянула Ирка, – давай!
И наломала палочек: две длинных и одну короткую. По-моему, она что-то схимичила. Мне досталась короткая, и девчонки хитро переглянулись. Но делать было нечего: жребий выпал мне.
– Приятного аппетита, – сказали подруги.
– Вы уверены, что это действительно устрицы? – на всякий случай уточнила я.
Они кивнули, не спуская с меня глаз. Я схватилась за раковину и отдёрнула руку – горячо. Нашла подорожник и подхватила устрицу, как прихваткой.
От жара створки стали хрупкими и трескались под руками. Изнутри выглядывала белесая масса, похожая на раздавленного слизняка. Пахло это ещё хуже, чем выглядело.
– Слабо, – удовлетворенно заключила Ирка.
– Сама не хочешь? – я протянула раковину.
– Будет моя очередь, попробую, – отрезала она. – А сейчас – твоя.
Слово «слабо» для нас тогда было пусковым механизмом множества неприятностей. Мушкетный курок приключений, глупостей и безрассудств. Ира знала, что сказать. После этих слов я должна была попробовать. Я поднесла раковину ко рту, прижала к губам и вскрикнула. Отброшенная мидия упала на землю.
