Туфли давили. Скинуть? Но без каблуков я буду по грудь студенту Голубеву. Если бы он встал. Но он спал. На занятии. Это было мое первое занятие. Десятов представил меня и ушел: «Любовь Николаевна, мне на Ученый совет». Я чуть не выбежала за ним, но ноги не слушались. Да и не очень-то разбежишься на таких каблуках. Кой черт я эти туфли надела? Я сказала себе, стой, убежать успеешь. Вот и стояла. Студенты делали вид, что поглощены проектом. А Голубев, спрятавшись за портфелем, спал. Я сказала себе, где наша не пропадала. Я сказала себе, двум смертям не бывать, а одной уж точно не миновать. Сейчас умру для них навсегда как преподаватель. Я прошагала к окну. Внизу, в ресторане «Восток», разгружали пиво. В это время его всегда разгружали, и я смотрела в окно, только тогда я была студенткой.
– Герман Иванович, – сказал мне Десятов, – пора.
И мы пошли по коридору. Пахло мышами, подгоревшей кашей и еще чем-то таким отвратительным, чем пахнут многолетние коммуналки. Институт, отпочковавшись от УПИ1, переехал в это здание, на шестой этаж. Но нашей новенькой кафедре градостроительства места там не хватило, и нас посадили на третий этаж. Мы шли мимо дверюшек, за которыми слышались храп, ругань, шепот. Стены были выкрашены синей масляной краской (давным-давно), штукатурка обвалилась, изъеденные половицы скрипели.
Десятов взглянул на меня сочувственно, толкнул дверь.
– Здравствуйте, товарищи, садитесь, – он окинул взглядом аудиторию, смахнул пылинки со стула, откинул полы своего великолепного пиджака, сел. Шепнул мне: «Герман Иванович, присаживайтесь!» Отыскал кого-то глазами.
– Староста, журнал!
– Сейчас-сейчас, Владимир Григорьевич, последние строчки заполняю.
– Приведите аудиторию в порядок. Тряпку и мел обеспечьте. И всех прошу пересесть поближе.
Пока они вставали, нехотя перебрасывали сумки на передние столы, Владимир Григорьевич изучал журнал. Я прочел: староста группы Прохор Миронов, 1942 года. Ему двадцать восемь, на год старше меня!
Когда все наконец уселись, Владимир Григорьевич провел «перекличку», поставил три «энки». Объявил:
– Разрешите представить нового преподавателя. Герман Иванович Нелепов. Мы будем вести у вас проект. Проект, как вы уже знаете, называется «Поселок на четыре тысячи жителей». Вводную лекцию я вам прочел на первом занятии. Ситуации у вас есть, мысли, надеюсь, тоже. Доставайте кальку, фломастеры и приступайте к работе. Займитесь анализом рельефа, инсоляции, аэрации. Будут вопросы, обращайтесь к Герману Ивановичу.
Пока я сообразил, что это значит, Владимир Григорьевич был уже у двери.
Я устремился за ним – один я тут не останусь!
– Мне нужно уйти позарез! Герман Иванович! Позарез нужно уйти!
Я в панике вернулся к столу, да как же так, что я тут буду с ними делать?! Один? Я ничего не знаю, не умею, в конце концов я их просто боюсь!
Я пожалел, что покинул свой Гипромез, где трудился под началом Десятова. Но Десятов стал заведующим кафедрой градостроительства и меня за собой перетянул. Вот я и сидел теперь здесь, смешил публику, этакий одинокий толстячок – а я толстячок и очкарик и все свои возможные прозвища знаю заранее, вы меня ничем не удивите – так вот, я сидел один за столом и мучился.
В передних рядах что-то обсуждали, склонившись над логарифмической линейкой. Обсуждение, ясно, не касалось проекта. Одна из девиц вязала на спицах.
Вот тебе и нб!
Мои дальнейшие наблюдения подтвердили, что до поселка на четыре тысячи жителей тут никому не было дела. Ни до поселка, ни до меня.
Это было обидно. Обидно было, что я так волновался, уверенный, что они умирают от любопытства: ой, кто это к нам пришел?
На секунду выглянуло солнце, блеснуло на спицах, и погасло.
Я затаилась за створкой окна. От окна до стола – три метра, я их преодолею. От стола до двери – еще три, а там уж я буду на воле.
Я шагнула решительно.
И так же решительно остановилась. В общем, так: или сейчас, или никогда. Внутренний голос мне подсказывал: никогда!
Студенты лениво переговаривались. Будто меня здесь и нет. Но если они не обращают на меня внимания, разве и я не могу сделать то же самое – перестать обращать на себя внимание? Могу. Голубев спал. Пойду к нему, разбужу.
От батарей растекалось тепло. Я пригрелся и начал клевать носом, понимая, что это недопустимо, и все пытался сосредоточиться, но глаза упрямо слипались.
Я переменил положение.
И тут же пожалел об этом, с таким трудом пристроился, забыл, что голодный, и вот опять вспомнил. Опять начались мои мучения, на всех собраниях, совещаниях, заседаниях, где тишина, я испытываю приступ голода. Стоит мне только об этом вспомнить, и больше уж ни о чем думать не могу. Особенно, в тишине. В тишине я обреченно жду, вот сейчас, сию минуту начнет бурчать в животе. Я уговариваю его, потерпи, недолго осталось, но нет, не помогает. Я пытаюсь отвлечься, забыть о предстоящем позоре, в конце концов, можно сделать вид, что это будто бы и не у меня вовсе, а у соседа. Соседу становится неловко, он тоже замирает, бледнеет, прислушивается к себе, и – о, ужас! – его живот подпевает моему, наш дуэт подхватывается другими животами. Но мой, как первая скрипка, поет звонче и жалобней, меня пробивает слеза.
Девица со спицами, вдруг спрятав вязание, уставилась на меня. Сказала властно:
– Эй, а ну-ка потише, разгалделись тут.
Я поначалу подумал, что это меня она призывает к порядку. В том смысле, что давай-ка, Герман Иванович, консультируй меня, хватит дремать.
Я к ней подошел:
– Как у вас продвигаются дела с поселком?
– Да вот, можете посмотреть, я уже сделала схему.
Вот это да. Вот это скорость. Я разглядывал кальку. Ведь бывает же, что идея мелькнет и пропадет незамеченной. Я внимательно все обыскал, но идеи не нашел. Все было, кроме изюминки. Про ошибки молчу.
– Ну вот значит, здесь у меня селитьба, – рассказывала она, – здесь леспромхоз – тут лесок рядом, удобно.
– Что удобно?
– Да лесок вырубать удобно.
На нижних веках у нее были нарисованы реснички. По четыре на каждом.
– Жалко лесок-то! – Я снял очки, протер.
– Почему?
– В нем парк можно устроить.
– Парк? В деревне? У них лес кругом!
– Так вы же собираетесь его вырубить.
– Ну ладно. Что насчет парка?
А я печалился по леску. Красивый лесок. Сосновый. Речка чистая, пологие берега…
– Представьте себе – вечер, хорошая погода, люди…
– …в парк пойдут. Выпить, – договорил кто-то у меня за спиной. Я обернулся. Девица тоже.
– Ты, Славик, не суйся, куда не просят! – она хихикнула.
Славик проникновенно сообщил:
– Я и забыл, у Кисловой в поселке пикнуть никто не посмеет, а уж насчет выпить… Там все будет образцово-показательное: сходят, вырубят все деревья, потом сады разводить будут. А вечерком, если еще и хорошая погода, так на субботник все стройными рядами.
