Жила в наших не особенно-то и теплых краях одна принцесса, маленькая да миленькая такая, вот и звали ее Горошиной за такое ее мелкое и незначительное внешнее состояние.
Родители Горошины, король да королева все, бывало, ей нашептывали да наговаривали:
– Надыть тебе замуж, Горошина, непременно замуж. Засидишься в девках так и в люди сроду не вылезешь!
Да Горошине и самой-то замуж вроде хотелось, да где ж его взять мужа-то ежели мода такая пошла, что б не жениться?! Да и персоны тоже подходящей поблизости нет: или пролетарии-алкарии кругом или начальники-охальники, а нет такого, чтоб принц какой, хоть бы и нищий, но с приятными манерами случился!
Вот и сидела Горошина в девках и в основном, конечно, печаловалась.
Да только однажды вдруг из самой тридесятой заграницы принц самый, что ни на есть заморский явился. И все у него как полагается и волосы до плеч вьющиеся и джинсы голубые – просто не принц тебе биологический, а картинка плэйбойная!
И всех кругом так и завораживает, так и завораживает, будто он существо или вещество какое-то совсем волшебное доселе в земных краях невиданное и, видно, прямо с иных планет неведомо какими вольными ветрами занесенное.
Тут, конечно, и все принцессы и не принцессы местные вкруг него мухами завертелись, зажужжали, виданное ли дело – настоящий заморский принц явился! Такое-то и в сказках волшебных редко случается.
А тут – на тебе, прямо в живом виде, в единственном персональном количестве в страну вьехал, стало быть и не женат еще скорей всего и возможно, что спутницу для своего принцевского «элегантного» существованья изыскует.
И устроился тут само собой преизрядный бал-карнавал с выпивоном и закусоном куда и Горошина-принцесса, конечно, отправилась – вблизи на принца этого чудесного заморского взглянуть.
А как принц-то сей заморский Горошину увидал, так на прочих дамских особей уж и глядеть манкировал, хотя те и привлекательные движения телесные с выразительными мимиками и ужимками ликов своих применяли. И даже вовсе спиной к прочему женскому персоналу поворотился, но этак культурно этак по заморски совсем: «Не желаю-де никакого внимания на вас, стервы допотопные, расходовать».
И так возле Горошины целый вечер и проторчал и не ел, не пил и не курил даже, а только все вздыхал да нежные заморские непонятные выражения наглаголивал.
И от этаких-то нежных глаголов непривычных заморских разомлела совсем принцесса Горошина да и отдала не раздумывая и сердце свое да и всю к нему принадлежащую фигуру, то есть – душу и тело со всеми прилегающими к нему мелкими и крупными деталями и принадлежностями.
Какие там у них дальнейшие процедуры происходили никому они не сказывали, а подглядеть как-то вот никто не догадался, так что и думай и предполагай, как и чего, всяк на свой манер. Но только впоследствии, как следовало уже принцу назад в край свой заморский возвращаться, посадил он Горошину в свою портсигар-табакерку золоченую да и перевез тайным манером в свою рассвободную европейскую сторонку.
И прямо в самую расчудесную-распрекрасную страну Заморию, где все живут себе просто так и ничего не делают, потому что все там сплошные принцы и ничего и делать им сроду не надо. А ежели чего-то там и делают, то не сами принцы естественно, а разве кто-то для них старается. Разные модные татуировки, к примеру, или там серьги да кольца в уши или в нос вставляемые для украшенья благородных физиономий. Ну а сами-то принцы разве что едят да спят самостоятельно, а иных каких занятий у них просто никаких не имеется, поскольку всего уж в полнейшем избытке напроизводилось.
И оттого народ заморский весьма пышен и бочкообразен формами, вследствие стольких разнообразных заманчивых и вкусных питаний, а аппетит у них от природы несказанно отменный. А ежели случается и не больно отменный, то медицинскими витаминиями да гормониями – вскорости улучшается до отменного.
Стала Горошина в стране этой заморской с принцем сперва весьма превольготно поживать, но, однако, и думает:
– А когда же он меня замуж-то возьмет? Вроде как обещался?
А он все не берет и не берет и даже вроде и не собирается.
Тут Горошина и спрашивает как-то:
– Когда, мол, значит, того, сочетаться-то будем?
А он и усом не ведет, что и легко при усов-то полном отсутствии и ей тоже свои вопросительные возражения представляет:
– Ты, мол, меня любишь? – и всякое такое прочее любезное заморское выражение применяет.
– А как же, мол, конечно, люблю! – Горошина ответствует.
– А докажи, – говорит, – коли любишь. Тут вот один миллионер, например, арапский намеднись приехал и так в тебя втюрился в-амурился до последней возможной мочи, что вот и полмиллиона выложить за одну ночь в твоих нежных обществах обещался. А мне, как раз, эти-то полмиллиона и кстати бы пришлись, потому как долги-то у меня растут, а кредитов мне банки уже не дают. Вот и докажи свою любовь теперь, а то баить-то красиво все горазды!
– Да как же, – и дивится и сердится Горошина на такие речения, – разве ж такое возможно с чужим-то совсем мужиком в одной апартаменте ночевать!
– Очень даже возможно, – принц ответствует, – я бы для тебя и за меньшую сумму с любой миллионершей переночевал, будь она хоть жаба бородавчатая, хоть змеюка подколодная.
И все это в таких нежных заморских словесах изображает, дескать любовь это, конечно, чувствия весьма нежные, а бизнес это суровый, но жизненно необходимый труд и морали ни в коем разе не сопутствует. А измены тут никакой даже и не будет, потому как это – чистая купля продажа, ровно что на базаре: один свой продукт продает, а другой за известную плату берет.
И так поднапер на Горошину ловкими словесными подходами, чтоб сомненья ее нравственные сокрушить, что той уж и деваться некуда. Ну и думает тоже: «Может ему деньги-то для свадьбы надобны, только он не говорит, а вроде как подарок сделать хочет», – ну и согласилась.
И как там все было да случилось, про то, конечно, лучше всех принц-миллионер арапский в осведомленьях был. И стал он этим знаньем своим в арапских и иных заморских землях похваляться газетным и прочим пиарным широким образом:
«Есть, де в стране некой заморской европской особенная такая принцесса Горошина по имени, и он вот за одну с ней ночь – полмиллиона зеленых как капуста свежих долларов отвалил. Хотя, ежели по правде, он бы и на целый миллион не поскупился, потому как дева просто диво и еще значительно большего капиталовложенья стоит. И хотя он таким манером полмиллиона вроде и сэкономил, но по чести и по совести и два миллиона отдать бы хоть сейчас готов, лишь бы только еще на одну ночь в близком соседстве с этаким дивом оказаться».
