Я рос под строгим надзором мамы. Благодаря ее бдительности я не знал вкуса вина, сигарет и ни разу не поцеловал девушку, хотя к этому времени уже учился на втором курсе пединститута.
На свидание с девушками я ходил с мамой. В кафе угощал девушку мороженым, а моя родительница в это время сидела за соседним столиком, закрывшись газеткой и изображая, будто ее все это никоим образом не касается. Однако ее немигающий глаз из газетной дырочки внимательно фиксировал мельчайшие детали нашей встречи.
Для девушек такие свидания почему-то казались оскорбительными, а для меня – в порядке вещей. Ведь мама ничего плохого им не делала.
Тем не менее в институте про мою маму рассказывали анекдоты и зловещие истории, а все девушки при виде меня разбегались. Одной после свидания со мной даже пришлось пройти полный курс психотерапии: из каждой щелочки и дырочки ей чудилось недремлющее око моей мамы. И все знали, что если в друзья к девушке в Фейсбуке напрашивался какой-то Магеллан, то это моя мама наводит справки о ней.
И долго бы я оставался под бдительным присмотром моей заботливой родительницы, если бы не один случай.
Однажды, встречая меня, как обычно, после занятий, мама заметила бледность на моем лице. Конечно же, я подвергся тщательному медицинскому осмотру.
Врачи с удовольствием находили во мне различные болезни и назначали лечение. При этом не надо было бежать за лекарствами в аптеку: их продажей из-под стола занимались сами доктора.
Когда медицинские осмотры закончились, в углу нашей квартиры скопился внушительный мешок с лекарствами.
Напоследок мама пригласила еще одного доктора – своего старого друга, – чтобы и он осмотрел меня, а заодно скорректировал предписанные врачами курсы лечений.
Доктор профессиональным взглядом окинул меня с головы до ног и, пожав плечами – дескать, а зачем мне вообще понадобилось какое-то лечение, – принялся молча разбирать по кучкам приобретенные мамой лекарства. Вскоре на столе образовалось три горки – большая, средняя и маленькая.
– Елизавета! – обратился он к маме. – Здесь три горки лекарств. Самую большую я выкидываю в мусорную корзину, ибо эти лекарства вместо пользы нанесут ребенку вред. Средняя горка – это так называемые БАДы, биологически активные добавки, можешь их сама пить, они вполне годятся для нашего возраста. Относительно последней горки лекарств я хочу поговорить с твоим сыном наедине. Можешь выйти в другую комнату?
– Нет, я должна знать всю правду о здоровье сына! – заупрямилась мама.
Немного подумав, она решила:
– Я не буду вам мешать, сяду в уголке у самых дверей.
– Дело твое, – пожал плечами доктор. Он повернулся ко мне и спросил: – Тебе назначено лечение от одной неприятной венерической болезни. Ты можешь вспомнить с точностью до дня, когда у тебя появились первые симптомы, описанные в истории болезни?
В углу раздался грохот. Это мама рухнула в обморок.
Я бросился за нашатырным спиртом, он вернул маму в чувство.
– О, Михасик, мой мальчик, как это случилось? – были ее первые слова.
Впрочем, я не мог ответить ни на мамин вопрос, ни доктору.
– Ничего не понимаю, – покачал головой врач. – Тебе же назначен полный курс лечения от… – Чтобы пощадить маму, доктор тактично умолчал название болезни. – Ты анализы-то сдавал?
– Нет.
– А как же тебе поставили диагноз?
Я пожал плечами.
– А о чем тебя спрашивали?
– Спрашивали, страдаю ли я выделениями в области… в области… – я стыдливо покосился туда, откуда мои ноги росли.
– А ты что отвечал?
– Отвечал, что страдаю.
– Расскажи, пожалуйста, подробнее о характере выделений и когда они происходят.
– Рассказывай, Михасик, ничего от доктора не скрывай! – раздался из угла взволнованный голос мамы. – Я сразу заметила, что он какой-то бледный.
– Говори, не стесняйся, – подбадривал меня доктор. – Часто выделения бывают?
– Часто.
– А можешь сказать, когда они начинаются и каков их характер?
– Когда… когда о девушках подумаю… – ответил я, краснея. – Там липко становится.
– Так, продолжай дальше.
– Все.
– Все?
– Да.
– Михасик, мальчик мой, почему о девушках? Почему ты не думаешь о выдающихся педагогах Макаренко, Ушинском? – доносилось из угла. – Я ведь хочу, чтобы ты был похож на них.
Молитвенно сложив руки, мама обратилась к доктору:
– Скажите, это патология, Григорий?
– Скорее, наоборот, – успокоил ее доктор. – Патология – это когда в таком возрасте вместо девушек думают о выдающихся педагогах.
– Но ведь бледность, наверное, связана с тем, что он все время думает о девушках в непедагогической форме?
– Вполне может быть.
– И, видимо, в этот момент кровь от лица отходит в его нижние конечности, и возникает бледность?
– Видимо.
Однако маме было мало этих объяснений. Ей нужен был диагноз.
– Может, у него малокровие? – предложила она свой вариант.
– Не выдумывай болезней, Елизавета.
– Тогда что с ним, как его лечить?
Доктор медленно сгреб к краю стола оставшуюся горку лекарств и выкинул их в мусорную корзину.
– Не волнуйся, я знаю причину недомоганий Михася и какое лечение ему назначить. Его болезнь называется «переутомление», а лучшее лекарство от нее – это солнце, воздух, вода и веселая компания. Другими словами, все, что ему нужно – это побыть некоторое время поближе к природе…
Наклонившись ко мне, он добавил шепотом:
– … и подальше от мамы.
Поскольку как раз начинались летние каникулы, он посоветовал отправить меня из Кишинева, где мы жили, на какой-нибудь курорт. Однако мама решила по-другому, и вместо увеселительного курорта я поехал в глухое молдавское село Бессарачу в гости к доброй тетушке Нуце Олейку, которая приходилась моей маме старшей сестрой.
Мама со мной отправиться не смогла, поскольку в отпуск, как назло, ушла ее напарница на работе – и я, привыкший к ежеминутному надзору своей родительницы, вдруг впервые в жизни остался предоставленный сам себе на целый месяц.
Забегая чуть вперед, скажу, что эта бледность на моем лице и попытка вылечить ее в славном молдавском селе привели к колоссальным изменениям в моей жизни, а впрочем, не только моей.
