– Стой, стой, Дея… Остановись… Та, которая звалась Деей, бежала среди цветов и кустов, не разбирая дороги.
Минуту назад из распахнувшейся двери клиники метнулась тень, бросилась в чащу тенистого парка. Спустя минуту из той же двери выскочила другая тень, гораздо больше первой. Мужчина пытался догнать женщину. Ему это удалось на аллее, змейкой вьющейся между деревьями. Он нагнал её, схватил за руку, резко развернул к себе.
– Стой, я тебе сказал. Что ты делаешь? Не губи себя! Мы же взрослые люди… Она пыталась вырваться. Он схватил женщину за плечи и притянул к себе.
– Отпусти, не хочу ничего, всё кончено… Диагноз – яснее ясного. Оставь меня в покое…
– Подожди, не кипятись, ведь ничего страшного не сказали… Ты же сама знаешь, как это бывает… успокойся, давай поговорим…
Медея негодовала. Ярость перекосила лицо. Ненависть ко всему окружающему переполняла её хрупкое существо. Никогда, никого, ни за что она не ненавидела. Но сейчас такая злость охватила ещё довольно молодую привлекательную женщину, что выбежала она из больницы не дожидаясь Яниса. Бежала куда глаза глядят, подальше от клиники. Мужчина, несмотря на подавленность, старался держать себя в руках.
Не отпуская руку Медеи, он подвёл её к скамейке под платаном. Сердце её колотилось как бешеное. Несколько секунд они сидели молча, глядя друг на друга, словно виделись впервые. Слов не было. Он внимательно разглядывал тонкую кисть жены, постепенно перемещая взгляд вверх, скользя от предплечья к плечу, к шейке. Изящная, лёгкая, как в первые годы совместной жизни. Ни прожитые годы, ни роды не испортили стройной фигурки. Взгляд остановился на лице… Оно пылало, глаза метали искры. Янис не узнавал жену. Обычно мягкая, податливая, без всяких женских капризов сейчас она пугала его. Правда, ситуация была отвратительной, но такая реакция… – злость, ярость, ненависть – он не ожидал. Всё что угодно, но не так.
У него тоже был шок, когда врач произнёс эти проклятые слова, но что делать… Надо что-то делать. Ни злоба, ни крики и стоны, а тем более проклятия не помогут. Он привлёк к себе жену, обнял её, чувствуя на своем лице родное дыхание, еле сдержался, чтобы не расплакаться.
– Только этого не хватало, – незаметно смахнул всё-таки предательски выкатившуюся слезу, подсознанием отмечая свою неправильную реакцию, а впрочем, – кто может определить, какой должна быть реакция в их случае. Янис обнял двумя ладонями её щёчки, вмиг утратившие энергию. Как любит он это лицо: немного бледное, немного печальное с огромными серыми глазами, поразившими в самый первый раз их встречи и продолжающими поражать до сих пор, спустя почти двадцать лет. Она подняла на него глаза. Что-то изменилось в них с прикосновением его рук; злость отступила: смятение, растерянность сквозь слёзы. Янис поцеловал жену, прошептав: «Не бойся, мы поборемся.» В ответ она разрыдалась, не сдерживая плача, – слёзы залили красивое лицо. Чем больше она плакала, тем меньше у него оставалось уверенности в том, что сможет успокоить её. Да и нужно ли? Пусть выплачется. Судорожно дыша и глотая слёзы, она с горечью, чуть ли не по слогам произнесла: «Сколь-ко мо-ж-но бо-ро-т-ь-ся?» Уже двадцать лет они вместе и всё борются.
Началом их романтической истории послужила пунцовая роза. Конец мягко тающей осени. Медея медленно шла по набережной Куры, любуясь осенними деревьями – в этот период времени они непередаваемо красивы. Мтацминда с трамвайчиками, снующими с горы вверх-вниз, и с вагончиками, словно застрявшими в облаках под флёром лёгкого тумана, парили в воздухе над городом. Она вышла из поликлиники, где работала детским врачом. Приятно пройтись после напряженного рабочего дня. С больными детьми сама заболеваешь…
Смена подходила к концу, она уже расстёгивала пуговицы халата, когда дверь распахнулась и молодая мама с криком «помогите» отцепила от себя заплаканного и испуганного больше от крика матери, чем от чего-либо ещё малыша, и, уложив его на кушетку, показала врачу и медсестре ушибы в области лба, полученные ребёнком от падения с подоконника. К счастью, обошлось без переломов. Медея успокоила женщину, тщательно осмотрела мальчика и, положив пакет со льдом на ушибы на двадцать минут, обязательных при первой помощи, рассказала маме что делать, чтобы не пропустить признаки возможного сотрясения мозга.
После она шла по набережной, унося тревожный взгляд чёрных глаз совсем ещё девочки, державшей ручки сына в ладонях и повторяющей один и тот же вопрос: «Всё будет хорошо? Доктор, всё будет хорошо?»
С такими историями, а иногда похуже, она сталкивалась ежедневно, и каждый раз внутренне вздрагивала при виде слёз, не смиряясь и не допуская мысли, что когда-нибудь сможет привыкнуть к боли, через которую проходят мать и ребёнок.
У моста Бараташвили она столкнулась с молодым человеком, с трудом удерживающим охапку дивных пунцовых роз. Он куда-то спешил. Взгляды скрестились. Неожиданно дерзкая мысль изумила её: «Будет моим мужем»… А он, как нечто само собой разумеющееся, остановился и со словами «Ни за что не смогу пройти мимо, не одарив розой, похожей на Вас», стал вытягивать самый красивый цветок из середины букета. Медея, находясь под воздействием не столько его интереса к ней, сколько от странной, промелькнувшей в ней мысли, с любопытством изучала его. Стройный, спортивно подтянутый, с голосом сразу задевшим потаённые струнки не испытавшего ещё любви сердца, он, улыбнувшись широко, протянул едва распустившийся бутон и, обдав её ароматом роз, продолжил путь, разбередив в ней женскую суть. Придя в себя, крикнула вслед: – «Остерегайтесь, красивых девушек много, не донесёте по назначению». – Он беспечно махнул рукой и исчез.
Мимолётная встреча, молниеносный взгляд и пунцовая роза долго не забывались. И когда однажды, совершенно случайно они встретились у общих друзей на вечеринке, она не удивилась. Им двоим было что вспомнить…
Янис, как и Медея, был врачом. Принадлежность обоих к медицине сблизила их. Кроме того выяснилось, что они оба из одной этнической группы, проживающей в Грузии – греческой. Каждый раз они с удивлением находили много общих знакомых и даже дальних родственников. Эти факты не впечатлили родителей Медеи, когда она представила молодого человека отцу и матери, и позже сообщила о том, что, если и выйдет замуж, то только за Яниса. Родители воспротивились, особенно отец.
Он – видная фигура в городе, занимал важный пост во властных структурах республики. Будучи человеком императивных действий, и мысли не мог допустить, что старшая дочь может ослушаться его. Его ладная фигура в форме тёмно-синего цвета с блестящими нашивками и звёздочками внушала уважение и трепет не только в не знакомых с ним людях, но и вызывала особую почтительность в хорошо знающих его. Однако, несмотря на внешнюю неприступность, он мог долго смеяться от удачной шутки или забавного анекдота, рассказанной друзьями, и сам, нередко рассказывая домочадцам и знакомым смешное, радовался от души, словно ребёнок, заливаясь смехом от незатейливых историй. Дочь знала, что наряду с крутостью он обладал и отходчивостью нрава.
