Когда Фламбо брал отпуск в своей конторе в Вестминстере, он проводил этот месяц на парусной шлюпке, такой маленькой, что чаще всего ею пользовались как весельной лодкой. К тому же он предпочитал отдыхать в графствах восточной Англии, где среди крошечных речек шлюпка казалась волшебным корабликом, скользившим по суше через луга и поля. В суденышке могли с удобством расположиться два человека; оставалось место лишь для самых необходимых вещей, и Фламбо брал то, что считал необходимым по своему разумению. Обычно это сводилось к четырем вещам: консервам из лосося, если захочется есть, заряженным револьверам, если захочется пострелять, бутылке бренди на случай обморока и священнику на случай скоропостижной кончины. С этим легким багажом он неторопливо плыл по узким речкам, собираясь со временем достигнуть Норфолкских озер, а пока что наслаждаясь видами лугов, склонившихся над рекой садовых деревьев и отраженных в воде поселков и особняков, останавливаясь порыбачить в тихих заводях и в некотором смысле прижимаясь к берегу.
Как истинный философ, Фламбо проводил свой отдых бесцельно, но, как у всякого истинного философа, у него имелось свое оправдание. Он держал в уме некое намерение, к которому относился достаточно серьезно, чтобы успех стал венцом отпуска, но и достаточно легко, чтобы не расстраиваться в случае неудачи. Много лет назад, когда он был некоронованным королем воров и самой знаменитой персоной в Париже, ему часто доводилось получать сбивчивые послания одобрительного, обвинительного и даже любовного свойства. Одно из них запечатлелось в его памяти – обычная визитная карточка в конверте с английским штемпелем. На обратной стороне карточки было написано зелеными чернилами по-французски: «Если вы когда-нибудь отойдете от дел и станете респектабельным человеком, навестите меня. Мне хотелось бы познакомиться с вами, так как я встречался со всеми другими великими людьми своего времени. Ваша проделка, когда вы заставили одного сыщика арестовать другого, была одной из самых блестящих сцен во французской истории». На лицевой стороне карточки стояла официальная надпись: «Князь Сарадин, Рид-Хаус, Рид-Айленд, Норфолк»[1].
Тогда Фламбо не уделил внимания этому приглашению, но удостоверился, что князь был блестящей и популярной фигурой в светских кругах южной Италии. Говорили, что в юности он совратил замужнюю женщину из знатной семьи и бежал вместе с нею – довольно обычная эскапада для людей его положения, но памятная своим трагическим продолжением: предполагаемым самоубийством оскорбленного супруга, который якобы бросился в пропасть на Сицилии. Потом князь некоторое время жил в Вене, но последние годы провел в неустанных странствиях. Когда Фламбо, подобно самому князю, удалился с бурной европейской сцены и стал жить в Англии, его посетила мысль о неожиданном визите к знатному изгнаннику, поселившемуся среди Норфолкских озер. Он не имел представления, сможет ли найти нынешнее обиталище князя, достаточно скромное и неприметное. Но случилось так, что он нашел это место гораздо раньше, чем ожидал.
Однажды вечером путешественники причалили к берегу, поросшему высокой травой и короткими деревьями с подрезанными кронами. После целого дня работы на веслах сон рано одолел их, зато оба проснулись еще до рассвета. Большая лимонная луна только заходила в зарослях высокой травы у них над головами, а небо было глубокого бирюзового оттенка – еще ночное, но яркое. Обоим сразу же вспомнилось детство, волшебная и удивительная пора, когда заросли трав смыкаются над нами, словно лесная чаща. На фоне огромной заходящей луны маргаритки и одуванчики казались сказочными цветами, напоминающими узоры на обоях в детской комнате. Лежа в шлюпке под высоким берегом, они в радостном изумлении разглядывали цветы, травы и корни кустарников.
– Клянусь Юпитером! – произнес Фламбо. – Похоже на заколдованное царство!
Отец Браун резко выпрямился и перекрестился. Его движение было таким стремительным, что Фламбо посмотрел на него с легким удивлением и спросил, в чем дело.
– Авторы средневековых баллад знали о колдовстве гораздо больше, чем вы, – ответил священник. – В зачарованной стране происходят не только приятные вещи.
– Вздор! – фыркнул Фламбо. – Под такой невинной луной могут случаться только приятные неожиданности. Я предлагаю сразу же плыть дальше, а там посмотрим, что будет. Мы можем умереть и сгнить в могиле, прежде чем снова увидим такую луну и в таком месте.
– Ладно, – сказал отец Браун. – Я и не говорил, что плохо входить в заколдованное царство. Я только говорил, что это всегда бывает опасно.
Они медленно плыли по светлеющей реке; глубокая синева небосвода и тусклое золото луны постепенно выцветали, пока наконец не растаяли в громадном бесцветном космосе, предшествующем буйству рассвета. Когда первые проблески алого, серого и золотого пересекли горизонт от края до края, их вдруг поглотила темная масса какого-то городка или деревни, возникшая впереди на берегу. В утреннем полусвете уже можно было разглядеть нависающие над водой деревенские крыши и мостики. Казалось, что дома с длинными и низкими крышами сошлись к реке на водопой, словно стадо больших серых и бурых коров. Между тем рассвет продолжал разгораться и перешел в обычное утро, прежде чем они увидели хотя бы одно живое существо на пристанях и мостах этого тихого городка. Наконец они увидели добродушного и зажиточного на вид мужчину в штанах и рубашке, с лицом таким же круглым, как недавно зашедшая луна, и кустиками рыжих бакенбард вокруг его нижнего полукружия; прислонившись к столбу, он смотрел на плавное течение реки. Поддавшись безотчетному порыву, Фламбо поднялся во весь рост в качающейся шлюпке и зычным голосом спросил у незнакомца, не знает ли он, где находится Рид-Айленд или Рид-Хаус. Тот лишь улыбнулся и молча указал вверх по реке, за следующую излучину. Фламбо поплыл туда без дальнейших расспросов.
Шлюпка обогнула несколько травянистых выступов и заплутала среди почти неподвижных и заросших камышом отрезков реки, но, прежде чем поиски успели наскучить, они миновали особенно резкий поворот и оказались в тихой заводи или озере, вид которого инстинктивно заставил их остановиться. В центре этой водной глади, со всех сторон окаймленной камышом, находился низменный и длинный островок, на котором стоял низкий и длинный дом наподобие бунгало, построенный из бамбука или какого-то прочного тропического тростника. Вертикальные бамбуковые стебли в плетении стен были бледно-желтыми, диагональные стебли крыши выглядели темно-желтыми или коричневыми; только это и нарушало монотонное однообразие дома. Утренний ветерок шелестел в камышах вокруг острова и пел в ребристых выпуклостях странного дома, словно играя на огромной свирели.
