Мир ловил меня, но не поймал.
Григорий Сковорода
Эта книга – об одном из крупнейших и самых загадочных христианских философов мира. Когда-то давно выдающийся украинский мыслитель Дмитрий Чижевский, тот самый, которого Ганс Георг Гадамер не без основания сравнивал с Лейбницем, писал: «Наверное, ни об одном философе в мире не высказано таких противоположных мнений, как о Сковороде. Сейчас существует не менее 250 больших и малых трудов, посвященных Сковороде, который – как это общепризнано – является наиболее интересной фигурой истории украинского духа. В этих трудах – можно сказать без преувеличения – нашли свое отображение, наверное, не менее 250 разных взглядов на Сковороду…». Так начинает Чижевский в 1933 году свою знаменитую книгу «Философия Г. С. Сковороды». Сегодня же трудно просто перечислить, сколько этих «больших и малых трудов», посвященных Сковороде, появилось повсюду: в Украине, Австрии, Австралии, Англии, Армении, Бразилии, Венгрии, Германии, Грузии, Испании, Италии, Канаде, Молдове, Польше, России, Румынии, Сербии, Словакии, США, Франции, Чехии… Можно лишь однозначно утверждать: количество посвященных Сковороде работ уже давно перевалило за пять тысяч. И в этих работах – масса различных наблюдений, суждений, толкований… Григорий Сковорода волнует умы своей глубиной и непостижимостью.
Представим себе тихое теплое лето. Вечереет. Усадьба великого писателя и моралиста графа Льва Николаевича Толстого в Ясной Поляне утопает в роскошной зелени. А сам хозяин сидит в своем рабочем кабинете за столом. Он внимательно читает солидный том – харьковское издание произведений Сковороды 1894 года (эта книга и сейчас хранится в фондах личной библиотеки Толстого). Украинский философ поразил его. И когда спустя некоторое время кто-то из друзей Толстого упомянул в беседе Сковороду, тот сразу же оживился. «Ах, Вы знаете Сковороду! – радостно воскликнул граф. – А какое удивительное лицо!» И немного помолчав, добавил с той нежностью в голосе, с которой говорят о родном человеке: «Многое из его мировоззрения мне так удивительно близко! Я недавно только что еще раз перечитал его. Мне хочется о нем написать. И я это сделаю. Его жизнеописание, возможно, еще лучше, чем его произведения. Но как хороши и произведения!»
Рассказ о Сковороде Лев Толстой действительно написал. И в этом рассказе есть примечательная фраза: «Сковорода учил, что святость жизни только в делах». Говорят, что когда осенью 1910 года, перед самой смертью, Толстой якобы ни с того ни с сего надумал бежать куда глаза глядят из Ясной Поляны, то этот просто-таки отчаянный шаг был не чем иным, как следованием «уходу от мира» Григория Сковороды. Единственное, в чем было отличие, – граф Толстой ушел от мира, чтобы умереть, а Сковорода отрекся от мира в расцвете сил, чтобы жить…
А вскоре после того как не стало Толстого, в степном украинском Елисаветграде шести– или семилетний Арсений Тарковский, наверное, лежа в постели (мальчик был очень болезненным), впервые в жизни слушал стихи и басни Сковороды, которые читал ему доктор, давний приятель отца и горячий поклонник странствующего философа Афанасий Михалевич. Подаренные Михалевичем произведения Сковороды (едва ли не первая собственная книга Арсения Тарковского, то самое харьковское издание, которое было и у Толстого) поэт будет перечитывать всю жизнь, чтобы уже в преклонном возрасте написать несравненный по глубине и изысканности поэтический образок «Григорий Сковорода»:
Не искал ни жилища, ни пищи,
В ссоре с кривдой и с миром не в мире,
Самый косноязычный и нищий
Изо всех государей Псалтыри.
Жил в сродстве горделивый смиренник
С древней книгою книг, ибо это
Правдолюбия истинный ценник
И душа сотворенного света…
Это уже классические сюжеты. А вот и наше время. Конец июня 2001 года. Златоверхий Киев. Папа Римский Иоанн Павел II выступает в Мариинском дворце. Выдающийся церковный деятель, роль которого в новейшей мировой истории трудно переоценить, а кроме того, еще и блестящий богослов, философ, поэт и полиглот, Иоанн Павел II говорит о христианских корнях нашей тысячелетней духовной традиции. «Дорогие украинцы, – произносит понтифик, – именно христианство дало вдохновение вашим выдающимся деятелям культуры и искусства, оно щедро оросило моральные, духовные и общественные корни вашей страны». А далее Иоанн Павел II цитирует всего две строки из стихотворения Григория Сковороды на латыни. Но что это за строки! На волнах их грациозного ритма – и щемящее ощущения бренности бытия, и чистые, как роса, вера и надежда, и любовь как присутствие Бога в мире:
Все пройдет, лишь любовь никогда не проходит,
Все пройдет, но не Бог, не любовь
[1].
«Только человек, глубоко проникшийся христианским духом, мог иметь такое вдохновение, – продолжает Папа. – В его словах мы находим отголоски Первого послания святого апостола Иоанна: «Бог есть любовь, и кто пребывает в любви, тот пребывает в Боге, а Бог пребывает в нем».
А еще спустя два года после этого выступления в Киев приехал один из популярнейших писателей современности Паоло Коэльо. Этот харизматичный для многих автор, герои которого постоянно стараются словно заглянуть за кулисы земного театра, в интервью изданию «Академия» попытался изложить свои собственные взгляды на жизнь и будто между прочим заметил: «Я знаю, что в Украине 280 лет тому назад родился великий философ и поэт Григорий Сковорода, который отстаивал первенство духа. Мне кажется, что он, может быть, как никто другой в Европе, сумел придерживаться в жизни знаков судьбы… У Сковороды есть также один важный постулат: "Бог сделал трудное ненужным, а нужное – легким"». Именно поэтому, сказал автор «Алхимика», вопреки своей отнюдь не гармоничной эпохе Сковорода смог достичь «незаурядной внутренней гармонии с судьбой».
Даже эти крупицы эпизодов из жизни таких непохожих друг на друга, но, безусловно, незаурядных людей красноречиво свидетельствуют о немалом значении философии и поэзии Сковороды в истории мировой культуры.
Что уж тогда говорить об украинской традиции! Украину трех последних столетий просто невозможно представить без Сковороды. Еще в середине XIX века наш выдающийся историк Николай Костомаров писал: мало кого народ так почитает и помнит, как Сковороду. На всем просторе от Острогожска до Киева во многих домах есть его портреты, каждый образованный украинец знает о нем; его имя известно и многим неграмотным людям. А еще раньше, в 1831 году, воспитанник Харьковского коллегиума, сенатор, писатель и мистик Федор Лубяновский на какой-то почтовой станции спросил у старого слободского крестьянина, помнят ли люди про Сковороду. «Сковорода был человек разумный и добрый, – ответил на это старик, – учил и нас добру, страху Божиему и упованию на милосердие распятого за грехи наши Христа…»
