Конец апреля, пахота только началась. Четверо волов тянули плуг, а Грог крепко держал его, прожимая вниз. Плотная глинистая почва вспучивалась под напором железного лемеха и переворачивалась. Следом шёл отец Грога и вёл вола с бороной, за ним шагали братья, щедро рассыпая зерно из лукошек. Всё как обычно. И как обычно двух волов пришлось взять у дядьки и у соседа. Потом и они пару им одолжат: так каждая семья свой участок и вспашет.
А время уже было к полудню, пекло знатно. Пот заливал глаза Грога, заставляя всё чаще утираться рукавом. И желудок начинал бунтовать, требуя прерваться на обед.
– Бать, до конца поля и всё – время!
– Давай ещё ходку! – отозвался Мереог.
– Ну, давай…
Они дошли до края поля, развернули волов и пошли дальше, а минуты тянулись как падевый мёд. Сил не было терпеть всё это.
Наконец и Мереог поддался усталости и прервал работу. Братья тут же остановились. Грог посмотрел на старшего, Олога, и тот выразительно похлопал себя по животу, намекая на огромное желание заполнить его чем-нибудь сытным. Затем Грог глянул на младшего, Домлога: тот уселся на траву рядом с распаханной землёй и выглядел совсем измученным. В свои десять лет Домлог очень старался во всём быть наравне со взрослыми, но сил ему пока не хватало. Тем не менее, на трудности он не жаловался.
Они возвратились домой. У калитки их встретила Мереша. Она была самая младшая в семье, трёх лет от роду. На нежно-оливковом личике девочки засветилась радостная улыбка:
– Вернулись! Вернулись!
Ей обязательно надо было со всеми обняться, и только после этого она побежала к матери, крича, что пора накрывать на стол.
Грог с нетерпением ждал, пока отец и Олог ополаскивали лицо и руки у бочки с водой. А вот бы как в детстве сбегать к речке да понырять! Наконец, очередь дошла до него и до Домлога. Младший брат, уже немного отдышавшийся после пахоты, с энтузиазмом схватил черпак.
– Подставляй лапы!
– А ты лей не мимо, – проворчал Грог.
Домлог в ответ сгримасничал, выдвинув вперёд нижнюю челюсть. Клычки у него сразу стали ещё заметнее, хотя для его возраста они и без того были более чем внушительные.
– Это так ты всех детишек в округе пугаешь?
– Никого я не пугаю! Меня и так все слушаются, – захохотал мелкий озорник, пытаясь изобразить на лице что-то ещё более зверское.
В доме уже почти накрыли стол. Гроша, мать семейства, продолжала возиться у очага, жена Олога, Олша, заканчивала расставлять миски и чашки. Мереша, конечно, помогала.
– Мы похлёбку сварили, – гордо объявила она.
– Замечательно, солнышко, – похвалил Мереог дочку, берясь за ложку – Мы тоже неплохо потрудились. В этом году – даст Знающий – будет хороший урожай, и ты, Олог, спокойно дом построишь.
– На всё воля Знающего, – отозвался Олог, ловя взгляд жены.
В прошлом году с урожаем была беда из-за засухи, и семье важнее было собрать нужное количество зерна, чтобы и налоги заплатить, и на посев оставить, и самим что-то есть. Тут не до новых изб. А теперь Олог с Олшей ждали первенца, и в любом случае задержатся в отчем доме: в большой семье нянек больше.
Самое забавное, что матушка тоже была на сносях, и скоро в доме будут два горлопана.
Дальше разговор опять будет вертеться вокруг пахоты и посевов, перекинется на хозяина земли и его поборы, завернёт к теме пополнения в семействе и снова – к дому для Олога. Ещё обсудят старших детей, которые уже живут отдельно, а потом и других родственников. Если к тому времени еда в тарелках и питьё в кружках не закончатся, начнут обсуждать дела соседей.
А дальше… снова в поле – пахать. И самое ужасное для Грога – это то, что вечером, когда каждый будет занят своим делом, ему делать будет абсолютно нечего. Да, он будет помогать с починкой утвари, если потребуется, но это ему откровенно в тягость. После смерти деда ему в тягость вообще вся его крестьянская жизнь. Раньше он мог часами слушать его рассказы о прошлом, которые, так или иначе, касались прадеда.
Прадеда звали Марлог, он был солдатом в армии Аш-Тгара и участвовал в возвращении земель народа орков. Это он построил этот дом и…определил судьбу своих потомков на несколько поколений вперёд, сменив меч на соху. Меч, правда, до сих пор хранился в семье и считался её реликвией, дед частенько доставал его из своего сундука и показывал Грогу, как с ним управляться. Грогу это учение нравилось даже больше дедовых рассказов, и старик вырезал для них деревянные мечи и потихоньку обучал внука.
«Вот бы взаправду пойти воевать», мечтал вслух Грог, будучи мальчишкой. Но дед только посмеивался: «Куда тебе до воинов. Это мы с тобой, так, играемся, а настоящие вояки этим живут. Твоя доля – пахотная». Такие разговоры возникали часто, и старый орк всегда напоминал о том, что война – ремесло опасное, но учить внука не переставал. Но в последние годы, когда здоровье его стало ухудшаться, пришлось довольствоваться только рассказами и разговорами. А год назад деда не стало. С тех пор Грог был сам не свой, и всё больше чувствовал, что он чужой в отчем доме.
***
– Эге-ге, брат, вот ты где!
Грог поморщился: он этим вечером специально ушёл к реке, к звенящим над нею комарам, чтобы его не трогали, но Ологу, видимо, очень надо было его отыскать.
– Да куда ж я денусь, – буркнул парень в ответ.
– К девчонке какой-нибудь убежал бы. К той же Тирше. Олша говорит, ты к ней часто
наведывался.
– Ну, было. И прошло.
– Что так? Другая приглянулась? Ты ещё погулять можешь, выбирай да бери, – хохотнул Олог и
принялся собирать мелкие камешки, чтобы потом сидеть и кидать их в воду.
Грогу захотелось скинуть братца в речку и уйти куда-нибудь ещё дальше, чтобы точно не нашли.
– А потом оглянуться не успеешь, а ты уже женатый орк и от тебя хотят детишек, – закончил мысль Олог, отправляя в воду первый камешек.
– Прямо как ты, – не удержался Грог. – А на свадьбе самым весёлым был, помнится.
– А что делать-то было? Грустить? Последний день свободной жизни был!
Второй камешек полетел в воду.
– И что, совсем уже ничего не радует?
– Ну почему, – казалось, Олог немного смутился и задумался. – Праздники, гуляния, ярмарки… Дом, вон, скоро будет свой. Да и если сын родится, тоже ух как повеселюсь. Только раньше это всё каким-то другим было: веселился без оглядки, без мысли о том, что вот закончится праздник, и снова обычные дни потянутся. И Олша, нет-нет, да начнёт пилить из-за ерунды какой-нибудь.
Третий камешек исчез со звучным «бульк». Оба брата молча смотрели на расходящиеся от него круги. Внутри Грога поднялось чувство безысходности, но оно практически сразу столкнулось с раздражением: «Семейка хочет меня женить!»
Да, ему пора было заиметь семью, семнадцать лет как-никак, но желания это делать не было совсем. Погулять с кем-нибудь из деревни, а лучше из соседних деревень – это да, а обзаводиться семьёй – не дай Знающий в такое вляпаться!
