Джонатан Свифт - Гулливер в стране лилипутов

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Отец мой был англичанин и владел небольшой собственностью в Ноттингемшире, в Англии. Когда мне минуло 14 лет, он послал меня в Кембриджскую высшую школу, желая дать мне лучшее образование. Таким образом, я довольно рано узнал заманчивую прелесть путешествия. Но отец мой был небогат, и средств его не хватило, чтобы дать мне возможность кончить школу; через три года меня забрали из Кембриджа и устроили в Лондоне у врача-хирурга для изучения его искусства. Там я пробыл 4 года и изучил всё, что требовалось тогда от заурядного врача этой специальности. Но я достал много книг по математике и мореплаванию и в свободное время увлечённо изучал их. Я давно уже решил, что буду путешествовать: я буду много, много странствовать, пока не увижу и не узнаю весь мир, а для этого нужно было хорошо знать математику и изучить искусство мореплавания. В течение четырёх лет, проведённых в Лондоне у врача-хирурга, я скопил столько денег, что смог на эти средства два года изучать медицину в Лейдене, в Голландии.

Три с половиной года после этого я плавал в качестве судового врача, а вернувшись в Лондон, встретил милую, добрую девушку, которую я полюбил, и так как она тоже привязалась ко мне, то вскоре мы поженились. Это событие, конечно, на время отодвинуло мои мечты о путешествиях, и я поселился в Лондоне, в надежде зарабатывать средства для семьи, работая врачом. Но заработки оказались так малы, что жить на них было нельзя, и я решил снова попытать счастья в плавании. Я странствовал шесть лет, состоя судовым врачом. Я был высок ростом, очень здоров и вынослив и прекрасно переносил все трудности долгого путешествия. В свободное время я читал много хороших книг и изучал языки всех тех стран, куда приводила меня судьба. У меня с детства были большие способности к иностранным языкам, и мне достаточно было двух недель, проведённых среди чужого народа, чтобы научиться свободно понимать его язык и уметь сказать всё, что мне было нужно. Таким образом, мы объездили весь свет. И вот 4 мая 1699 года наше судно «Антилопа» отправилось в очередное плавание, в то замечательное плавание, которое навсегда осталось у меня в памяти. Отплыв из Бристоля, мы направились в Южное море.

В течение полугода все шло благополучно. Мы были уже недалеко от Ост-Индии, как вдруг разразилась страшная буря. Беспощадный ветер безостановочно гнал наше судно всё дальше, к юго-западу, и мы очутились, как нам казалось, на северо-восток от Ван-Дименовой земли. Тут в сильный туман судно наше наскочило на скалу и разбилось. К счастью, мы успели вовремя спустить шлюпку. Мы сели в неё вшестером и на вёслах направились в неизвестную даль. Когда мы проплыли около трёх миль, нашу лодку опрокинуло набежавшей волной, и все мы очутились в воде. Не знаю, что стало с моими товарищами; я же, по счастью, был прекрасным пловцом. Долгое время я плыл, то и дело пробуя нащупать ногами дно, и наконец коснулся земли. Я был спасён! Дрожа от радости, я долго шёл вброд и наконец часов около восьми вечера вышел на берег. Нигде не было видно ни людей, ни жилья, хотя, возможно, я просто слишком устал, чтобы замечать что-либо. Пройдя около полумили, я бросился на мягкую траву и тотчас же заснул. Проснулся я, когда уже ярко светило солнце. Я хотел вскочить… и ужас охватил меня: я не только не мог вскочить, но не мог шевельнуть ни одним членом! Я был привязан к земле всем телом, с головы до ног, привязаны оказались даже мои длинные волосы. Всё моё тело было окутано верёвками, лишавшими меня возможности делать хотя бы одно движение. Вдруг я почувствовал, что у меня на бедре копошится что-то живое: жук или что-то в этом роде. Я хотел его поймать, но не тут-то было: руки мои были крепко привязаны к земле. Непонятное живое существо, между тем, карабкалось по моему бедру вверх: вот я почувствовал его на груди, на шее, – и наконец оно очутилось у меня на подбородке. Теперь я мог, опустив глаза, увидеть его: это был маленький человечек, ростом не больше моего указательного пальца, да к тому же вооружённый колчаном, луком и стрелами! Я невольно вскрикнул, а он, бедняжка, при этом кувырком полетел от страха и упал с подбородка мне за воротничок. С большим трудом он выкарабкался оттуда, и только тогда я заметил, что по моей груди и рукам расхаживало ещё около сорока таких же странных крохотных существ. Один из них, самый маленький, набрался дерзости и, прочистив себе мечом дорогу через мои густые усы, подобрался со свечой к моей левой ноздре. Я не выдержал щекотания и чихнул. Бедняга и многие его товарищи разлетелись в разные стороны и, как я узнал позже, переломали себе руки и ноги.

Тогда они попробовали вскарабкаться на мою голову сзади, стараясь влезть на неё по волосам. Один из них, забравшись мне на лоб, закричал: «Хекина дэгуль!», и остальные повторили этот возглас, который, как я потом узнал, означал: «Какое чудовище!» Еще один из человечков захотел залезть ко мне в левое ухо, и тут я сделал такое резкое движение рукой, что мне удалось её высвободить. Вся толпа маленьких человечков, окружавшая меня, закричала, словно стая испуганных птиц. Мне между тем удалось оторвать свободной рукой с левой стороны волосы от земли, к которой они были каким-то образом прикреплены, но тогда один из толпы закричал: «Толью фонак!» – и я почувствовал, как целая сотня маленьких стрел вонзилась мне в руку, точно сотня комаров ужалила её. Следующие стрелы попали мне в лицо. Человечки пробовали также колоть меня в бока своими маленькими мечами, но на мне был кожаный жилет, и все их усилия пропали даром. Наконец, я решил лежать терпеливо, не двигаться и ждать ночи: может быть, тогда мне удастся найти какой-нибудь выход.

Между тем число окружавших меня маленьких людей всё увеличивалось, и мне казалось, что рядом жужжит рой пчёл. Прошло ещё несколько минут, и я услышал стук справа от себя. Повернув голову в эту сторону насколько было возможно, я увидел, что возле меня воздвигали трибуну; верх её находился приблизительно на уровне моего носа. Веревки, прикреплявшие мою голову к земле с левой стороны, уже были развязаны, и я мог свободно наблюдать, как один из маленьких людей, по-видимому из самых знатных, за которым крошечный паж нёс длинный шлейф, взошёл на трибуну и обратился ко мне с длинной речью. Понять её я, конечно, не мог и разобрал только, как в начале речи знатный господин трижды прокричал голосом, похожим на щебетанье канарейки: «Лангро дегуль сан!» Но всё же по интонации его голоса и по его жестам я догадался, что человечек грозит мне в случае сопротивления с моей стороны какими-то карами и, наоборот, обещает одно хорошее, если я беспрекословно подчинюсь воле маленьких людей. Я хотел ответить, но от первых же моих слов вся трибуна с восседавшей на ней знатной особой зашаталась, а стоявшие вокруг поспешили заткнуть уши. Тогда я произнёс как можно тише несколько смиренных слов и поднял к небу свободную руку, как бы призывая солнце в свидетели того, что я сдержу своё обещание. После этого я постарался объяснить им, что я страшно голоден: подносил несколько раз палец ко рту и делал жевательные движения челюстями. Гурго – так назывался их великий лорд, как я потом узнал, – понял меня. Тотчас к моему туловищу были приставлены лестницы, и более ста человек стали подносить мне разные яства: они притащили множество окороков, жареных баранов, разрубленных пополам, и волов, разрубленных на четверти. Все было превосходно приготовлено и очень вкусно. Я проглатывал по два-три блюда за один раз и заедал мясо хлебом, который по величине не больше маленькой вишни. Человечки стояли вокруг меня, кричали и махали руками, изумляясь моему аппетиту; они смеялись или молча разевали рты каждый раз, когда в моём горле исчезала половина барана.