Хозяйка достала из шкафа старый пыльный вентилятор, жалкое подобие бумажного веера. Хоть немного воздуха – это была единственная просьба умирающей. А в остальном нормально: грубый худой матрац на полу мне что царские перины, треск цикад – как колыбельная матери, брачные танцы скорпи… Всё, тихо, спать!
Утром в дверном проёме застряло солнце, настырно лезло в глаза, мешая досмотреть остросюжетный сон. Всё тело страшно ныло, словно на мне технично исполняли капоэйру в четыре ноги. Где я, что со мной и кто та идеально квадратная женщина во дворе с потёртым пластмассовым тазиком в руках – попробуй спросонья сообрази.
Чуткая сеньора поймала беспомощный взгляд и сразу заполнила один из пробелов.
– Химена меня зовут.
Красиво, почти как моё тотемное животное.
Денёк вчерашний выдался адским. Удивительно, как после случившегося мне удалось ещё куда-то рвануть. Дорогу совсем не помню, похоже, шла на автопилоте. Только ощущения – снаружи баня, во рту сауна; и вот лежу я на земле, бодрая, как раздавленный червяк, смотрю вполглаза на крошечные домики на холме, сливающиеся в одно сплошное белое пятно, и интуиция подсказывает – самостоятельно доползти до них чересчур дерзкий план.
Хорошо, что меня обнаружили случайные прохожие, мужчина с ослом, и доставили в этот дом.
– …так стонала во сне, бедная. Болит что-то? – её круглое ржавое лицо нависло надо мной.
– Да, но уже не страшно. Спасибо, что приютили, если бы не…
– А что, разве так можно – оставить человека подыхать на дороге? Да ты лежи, не вставай, раз тяжело. Сейчас завтрак принесу, и расскажешь, что случилось. Потом займёмся твоим туловищем.
Что рассказывать? Нужна какая-то внятная правдоподобная история. Я иностранка, это и так понятно. Туристка. Допустим, меня похитили индейские дети для традиционных ролевых игр, но мне посчастливилось сбежать. Где всё это происходило, не имеет значения, мешок на голову – и в путь. А потом шла куда глаза глядят, лишь бы до людей добраться. Да, получается вполне складно. Она спросит, из какой я страны, – скажу, из Норвегии или Греции, их здесь всё равно никто не знает.
Кола и тёплые лепёшки с сыром – мой скромный завтрак.
– Я так и подумала, сразу догадалась! Но это ерунда, ты легко отделалась. А вообще, у нас и не такое случается. В основном с гринго, а с неграми редко, негров у нас уважают и даже побаиваются. – Химена комментировала мой рассказ, с аппетитом щёлкая жареных кузнечиков. – Конечно, здесь очень красиво, что и говорить, многие к нам едут.
– Да, красиво…
– А меня вот никуда не тянет, что я где-то забыла, если мне и дома хорошо. Негодяи везде есть. Разве не так? В Африке, что ли, лучше? Вроде и живёте богато, а как неспокойно, люди же целыми семьями пропадают, ох, как посмотришь телевизор…
У нас в Африке, с чего она это взяла?
Я попыталась встать.
Господи, это не моё тело, кто-то подменил во сне на бракованное. Незнакомое, неудобное, непослушное, тяжёлое.
Кожа! Это тело покрыто грубой антрацитовой кожей! Как же я не заметила, что ем этими руками?
– По три раны на ногах, одна глубокая, обширная ссадина на лбу и на локтях ещё, итого девять, – деловито сосчитала Химена. – Ходить-то можешь?
– Вроде могу.
Я сделала два шага, и малоэффективные африканские ноги подкосились. Химена успела подхватить меня в момент падения.
– Ну-ну! Потерпи, через несколько дней будешь как новенькая.
Угу, если бы. Шкура заживёт, а как быть с сознанием? Блин, лучше бы у меня память отшибло.
А она всё щебечет и щебечет.
– …хала. Вчера в самом деле был необычный день, соседка в парке человеческую руку нашла. Представь себе, идёт, гуляет, а шляпа назад съехала, остановилась поправить, голову вверх подняла и видит – висит! Сначала испугалась, конечно, потом отдышалась, залезла на кактус, сняла. Хорошая рука, правая, дорогая, блестящие чёрные с позолотой ногти и татуировка на запястье в виде морского конька. А между пальцами клочок бумаги зажат, там такое, знаешь, странное послание на непонятном языке и числа какие-то. Я уверена, это очень важно.
Эдик Конев.
Меня резко затошнило, в глазах побежали белые барашки, непослушной рукой потянулась за стаканом с колой и опрокинула его.
– Б***ь, – автоматически вырвалось у меня что-то на непонятном языке.
– Ничего-ничего, я уберу!
Эдик…
– …жет, сначала весь целиком был, звал на помощь, но никто его не услышал. Час пробил, и вот осталась одна рука. Ты веришь в судьбу?
– Иногда.
– Санта Муэрте! – Химена тщательно перекрестилась и засыпала в рот ещё горстку насекомых. – Будешь? Зря, не останется ведь.
– Рука, где она сейчас? Вдруг не всё так плохо, человек просто на время оставил, вернётся, а её нет?
– Так Хуанита же домой взяла, мало ли, а то и правда пропадёт. Если хочешь, могу принести, посмотришь.
Управлять эмоциями – это какая-то непостижимая наука. Люди научились менять даже погоду. Раньше богов молили о дожде, теперь боги сами выпрашивают у людей разрешения, им, как безнадёжным дебилам, всё флажками огородили: туда ходите, сюда нельзя. А морда кирпичом – индивидуальное средство защиты вроде зонта или противогаза. Кто не спрятался, тот пропал.
Я в этом смысле необучаема, все эмоции лезут наружу в натуральном виде, голышом, без грима. Запихиваешь их назад поглубже волевым усилием – ещё больше разбухают. Боялась, прорвёт, пока Химена наконец соберётся и уйдёт к этой своей Хуаните, воровке чужих рук. Но она как назло то с тряпкой елозила по полу, потом семена какие-то в банку пересыпала, приговаривая «Сейчас, сейчас». Это долгое «сейчас» норовило меня задушить, с каждой секундой всё сильнее сжимая горло.
Как только захлопнулась дверь, мне сразу расхотелось рыдать. Так обычно и бывает. Оставшись одна, я свернулась калачиком, закрыла глаза и отрегулировала дыхание до глубокого медленного.
И вот запустилось броуновское движение образов: ящики с мандаринами, шахта, белый пудель с розовым бантом, рука Конева чешет нос Конева, всполохи, люди за стеклом, машина едет по серпантину…
Нет, я так не могу. Нужно срочно забуриться в комфортное безопасное место, чтобы спокойно распутать этот клубок, нормально подумать. А здесь, пожалуй, не стоит задерживаться. Сейчас ещё и руку принесут, о господи, спрячь меня!
Хорошо, какими ресурсами я располагаю… Похоже, только трусами – то есть, всё, что на мне. Ещё раз осмотрелась в полупустой комнате, ничего своего не обнаружила. Неужели я сюда в таком виде явилась…
