Он
Последние дни уходящего лета радовали теплой солнечной погодой. Казалось, что болезнь все-таки отступила, и кашель все реже мучал его даже по ночам. Юноша целый день проводил на мансарде у открытого окна, на широком подоконнике которого, в простом деревянном ящике, рос розовый куст. Такой хрупкий и сильный одновременно. Юноша отложил в сторону книгу и аккуратно провел пальцем по нежным лепесткам алого бутона. Вдохнул пряный, сладковатый аромат, окутавший цветок.
Девчонка из дома напротив приветливо помахала ему рукой, а потом, слегка приподняв подол длинной юбки – так, что мелькнули острые коленки, – легко ступила на водосток и одним шагом перемахнула через разделяющую их узкую улицу. Оказавшись на его подоконнике, она с серьезной миной сделала книксен, а юноша подал ей руку, помогая спуститься на пол. Но стоило ей ногами коснуться скрипучих досок, как девчонка звонко захохотала и закружила юношу в танце. Он тоже улыбался, потому что иначе было невозможно. Под рёбрами, словно запертая в клетке канарейка, билось его несчастное сердце. Девчонка же тряхнула головой, отчего скромный узел на затылке распался, и светлые волосы разметались по плечам. От нее пахло летом и свежей травой…
А потом все изменилось. Налетевший порыв ветра захлопнул резные ставни, солнце спряталось, погрузив мансарду в безжизненный сумрак. Девчонка испуганно прижалась к его груди и застыла. Грянул гром. И от его раскатов дом протяжно застонал, затрясся и, наконец, обреченно затих. Юноша услышал, как совсем близко бьется ее сердце. Такое сильное и живое. Пульс застучал где-то в висках, жар прилил к щекам, он задрожал, со всей силы прижимая девчонку к себе. На улице хлынул дождь, застучал по крыше, оглушая. И в тесной, пыльной мансарде запахло свежестью и грозой. А еще розами, что росли в простом деревянном ящике на подоконнике.
Уже на следующее утро юноше стало хуже.
Пронзительный холод охватил все его существо. Не спасали ни грелка, ни одеяла. Его трясло в постоянном ознобе, из-за непрекращающегося болезненного кашля невозможно было дышать. И тогда юноша проваливался в забытье. Туда, где его ждал огромный волк. Зверь ложился рядом с ним и легко толкался в его ладонь мокрым носом. Юноша перебирал пальцами белоснежный мех, наслаждаясь исходящим от зверя теплом. Но потом волк поднимал на него свои льдистые, прозрачные глаза и, лизнув на прощание лоб горячим языком, исчезал. И тогда по телу юноши разливался нестерпимый холод, заполняющий внутренности жгучей болью. Однажды его сердце просто прекратило биться. Огромный волк провел языком по его лицу, ловя последний вздох. Боль и жар отступили, и юноша почувствовал, как под рёбрами поселяется пустота.
Ничего больше не было.
Ни солнца. Ни девчонки. Ни роз.
Только белоснежный волк протяжно завыл у его кровати на маленькой и сырой мансарде.
Она
Девочка устало брела по застывшей пустоши. Сбитые в кровь ступни ужасно ныли, но девочка уже не обращала внимания на ставшую привычной боль. А вот сырая длинная юбка с въевшимися пятнами грязи на подоле страшно мешала. Лицо ее было чумазым, а когда-то светлые волосы спутались и падали на глаза. Она не знала, сколько времени провела в пути. Может быть пару недель, а может быть целый год. Она уже и не помнила, когда последний раз разговаривала с кем-то наяву. Она просто шла на зов. Зов волка. Он снился ночами. Огромный белоснежный зверь, вылизывающий ее лицо теплым мягким языком. Он появлялся рядом, стоило ей провалиться в сон. И исчезал, едва она протягивала руку, чтобы коснуться шерсти, больше похожей на маленькие острые льдинки. И девочка проваливалась в пустоту, чтобы снова проснуться в ледяной пустыне.
Но сегодня что-то изменилось. Привычные сумерки будто отступили, и воздух вокруг звенел от предвкушения чего-то неизвестного. Девочка поплотнее запахнула ворот пальто, поправила сбившийся платок, с удивлением осознав, что чувствует слабое дуновение ветра. Там, где совсем недавно была только стылая глухая пустота.
В одно мгновение мир вздрогнул под ее ногами, и бешеный вихрь налетел, взметнув юбки, сорвав с головы платок. Стремясь то ли опрокинуть, то ли оторвать ее от земли. Следом за ветром пришел туман. Вязкий, тягучий, забивающий нос и рот, не позволяющий сделать вдох… Девочка тонула в его удушающей матовой темноте. Отчаявшись. И не веря, что сможет выбраться.
А потом появился он.
Огромный белый зверь.
Он уселся на задние лапы, обернувшись пушистым хвостом, и уставился на Герду немигающим взглядом прозрачных льдистых глаз.
Времени не было.
Была пустота.
Пока совсем рядом не раздался незнакомый встревоженный голос:
– Это она, Лёд? Она?
– Лёд, отойди! Лёд! Я ее не трону! – Кай сделал осторожный шаг, но замер, стоило волку немного приподнять брыли, демонстрируя клыки. – Лёд! Я думал, ты друг!
Юноша устало сел на пол, обхватив колени руками, и уставился на друга. Бывшего друга.
Девчонка лежала без сознания, раскинув в стороны руки. Совсем еще мелкая, от силы лет пятнадцати, не больше. Спутанные светлые волосы неряшливо разметались по полу. Рваная юбка сбилась, обнажив острые коленки и штопаные шерстяные чулки. Ботинок на ногах не было. На когда-то нарядном пальто не хватало нескольких пуговиц.
– Кай!
Юноша обернулся. Его названный брат уверенным шагом пересек зал и теперь с интересом рассматривал добычу Льда.
– Кто это? – наконец спросил Бирк.
– Девчонка, – ответил Кай и пожал плечами.
– Откуда?
Кай кивнул на зверя, Бирк перевел на волка недоверчивый взгляд и уточнил:
– Он ее нашел?
– Да, нашел где-то и притащил в замок, – Кай попытался скрыть свое волнение за безразличием, но Бирк всегда чуял фальшь.
– Ты что-то про нее знаешь, – заметил брат и строго посмотрел на волка.
Тот улегся на живот, вытянув перед собой лапы и прижав к голове уши, и заскулил.
– Только не это! – взмолился Бирк, подняв глаза к потолку. – Она вообще живая?
Именно в этот момент девочка открыла глаза. Лёд тут же кинулся к ней, норовя лизнуть в лицо. Но девчонка не испугалась, наоборот, обхватила огромного волка за шею и прошептала:
– Ты настоящий…
– Вот значит, как, – протянул Бирк. – Лёд, ты опять принялся за старое? Нельзя воровать детей!
