Солидный кабинет современной клиники был погружен в полумрак. Единственный предмет освещения, маломощная настольная лампа, едва справлялась с задачей освещения письменного стола, но владельца кабинета это обстоятельство нисколько не смущало. Низко склонившись над стопкой бумаг, он быстро заполнял формуляры, практически не задумываясь о том, что делает. Мысли его были далеко от рутинных дел. Эксперимент, задуманный год назад, давал положительные результаты. Еще немного, и можно будет выносить его на суд широкой общественности, а это уже прорыв. Понятное дело, без накладок не обошлось, но они не были критичными. Да, еще немного, и он, бывший детдомовец и беспризорник Женька-Сопля, станет врачом с мировым именем. Приятно? Еще бы! Но не самоцель. Главное, это реальный шанс, который непременно появится у безнадежно потерянных для социума людей.
Эйфорические мечтания настолько далеко унесли пожилого врача из реальности, что он не сразу заметил, что в кабинете уже не один. На пороге стояла молодая симпатичная медсестра, осторожно переминаясь с ноги на ногу и дожидаясь момента, когда босс обратит на нее внимание. Когда их глаза встретились, девушка спросила:
– Евгений Миронович, я вам больше не нужна?
– А? Что? Ах, это ты, Леночка. – Взгляд Евгения Мироновича постепенно выплывал из далекого далека. – Нет, на сегодняшний день мы закончили. Иди, детка, отдыхай. Тебе не повредит немного крепкого, здорового сна, а еще лучше предварить этот процесс прогулкой на свежем воздухе. Где-нибудь в парке или даже в лесочке. В последнее время ты что-то неважно выглядишь. И не смущайся, детка, не смущайся. Кто, как не старший коллега, имеет право затронуть столь деликатную тему? Ты явно недосыпаешь. Дня три, а то и все пять. Я прав?
– Вам показалось, Евгений Миронович. Со сном у меня проблем нет, – скороговоркой произнесла Леночка. Выражение ее лица ясно говорило о том, что вмешательство врача в ее личную жизнь ей неприятно.
– Тогда с чем? – Евгений Миронович не собирался оставлять медсестру в покое.
– Что «с чем»? – непонимающе переспросила она.
– С чем проблемы? Ты только что сама сказала, что со сном проблем нет, следовательно, они затрагивают другую сферу твоей жизни. Вот я и спрашиваю: каков фундамент твоего нестабильного душевного состояния? – терпеливо пояснил Евгений Миронович.
– Уверяю вас, у меня все в порядке. – Леночка с мольбой смотрела на врача, как бы говоря: «Не нужно меня пытать».
– Что ж, на этот раз я удовлетворю твое желание и не стану ковыряться в твоем мозгу, но если через пару дней не увижу перед собой прежнюю, цветущую и жизнерадостную, Елену, разговор возобновится. – Евгений Миронович знал, когда нужно отступить. – Не забывай, деточка, твой босс – светило отечественной психиатрии. Ему достаточно одного мимолетного взгляда, чтобы понять, что тебя что-то гложет. Так вот, я даю тебе два дня на то, чтобы разобраться со своими страхами самостоятельно. По истечении этого срока беру дело в свои руки. А сейчас иди, Леночка. Счастливого отдыха!
– До завтра, Евгений Миронович, – попрощалась медсестра и выскользнула за дверь.
Евгений Миронович проводил ее долгим взглядом. «Бедная девочка. Такая молоденькая, а, поди ж ты, уже какие-то волнения. Сколько ей? Двадцать три? Двадцать пять? Никогда не мог ни определить, ни запомнить возраст. Что ее тревожит? Не напрасно я отпустил ее без объяснений? Ведь мог же настоять, мог. Ладно, два дня подожду, а там видно будет».
Леночка нравилась Евгению Мироновичу. При ее красоте и стройности фигуры она могла найти себе место поинтереснее. Эффектная девушка. Про таких говорят: все при ней. А если учесть еще и умственные способности, остается только удивляться, как такое чудо оказалось на должности процедурной медицинской сестры в столичном Центре. И неважно, что Экспериментальный центр являлся более чем престижным заведением даже по меркам Москвы. Все же квалификация Леночки была явно выше той, что требовалась для выполнения профессиональных обязанностей обычной медсестры.
Она появилась здесь всего несколько месяцев назад. Любвеобильный Альберт Константинович, занимавший должность главного врача Экспериментального центра, пытался перетянуть Леночку в личную приемную, предлагая ей место чуть ли не своей правой руки, но умная девочка предпочла работу в отделении реабилитации после лечения наркологической зависимости. Видимо, Леночка еще в детстве усвоила закон армейских будней, гласивший: «Подальше от начальства, поближе к кухне». Роль «доброго повара» в этой пьесе играл Евгений Миронович, и он искренне надеялся, что девочка не прогадала с выбором.
За первый месяц пребывания в Центре Леночка успела зарекомендовать себя ответственным, а главное, бескомпромиссным работником. Она никогда не шла на поводу у избалованных пациентов Центра, привыкших, что любая их просьба воспринимается окружающими как нечто непреложное и обязательное к исполнению. Ей легко удавалось пресекать поползновения представителей мужского пола, относящихся к так называемой золотой молодежи, и при этом оставаться лучшим другом каждого, кто по той или иной причине оказался запертым в стенах Центра.
Евгений Миронович по достоинству оценил способности девушки и взял ее под свое крыло. С тех пор прошло больше шести месяцев, и за этот период он ни разу не пожалел о своем решении. Леночка придерживалась того же мнения. По крайней мере, раньше так было всегда. В этом Евгений Миронович тоже не сомневался. Он называл себя «светилом отечественной психиатрии» не из непомерных амбиций, а просто констатировал факт. И он был уверен, что его квалификации более чем достаточно для того, чтобы диагностировать поведение медсестры в последние дни как депрессивно-маниакальный психоз. Единственное, чего не мог определить Евгений Миронович, – это причину, вызвавшую резкие перемены в ее эмоциональном состоянии.
В отношении причин он мог делать лишь предположения, но все они могли оказаться далеки от истины. Самой актуальной выглядела версия о возникновении чересчур навязчивого поклонника. Леночка была не просто симпатичной девушкой. На взгляд Евгения Мироновича, она была божественно красива. И это мнение разделяли практически все сотрудники Центра, относящие себя к представителям мужского пола традиционной ориентации. Стоило ей появиться на горизонте, как шевеление определенных гормонов заставляло ощущать дикое томление в чреслах всю мужскую половину сотрудников. Знала ли она о том эффекте, что производила на мужчин? Евгений Миронович склонен был думать, что лишь отчасти. К своей внешности она относилась довольно спокойно, чего нельзя было сказать о мужчинах, наводнивших Центр.
