Глава 1. Доброе утро, Ваша Светлость!
Центр Дижона, дворец герцогов Бургундии
(11 апреля 1402 года, более месяца спустя)
Утро едва только собралось вступить в свои права, а воскресная месса в спальне герцога уже заканчивалась. Накануне вечером, один из оруженосцев посетил духовника Его Светлости и со всем возможным почтением передал просьбу провести воскресную службу отдельно – лишь для него, ближайших слуг, и главное – прямо в личных покоях.
«…В связи с необходимостью срочно уехать…» – расплывчато пояснил юноша, но вопросов не возникло.
Конечно же, 84-ый настоятель аббатства Сен-Бенин не смотря на преклонный возраст и безусловное уважение паствы, пошел навстречу своему царственному подопечному. Прелат* Александр де Монтегю был старинного рода, привык к куда как более многочисленному окружению на своих службах, тем более они и в самом деле пользовались успехом, но своей духовной обязанностью считал все же поддержать своенравного подопечного.
Герцог к весне 1402-ого тоже был не сильно молод – в январе он отметил шестидесятилетие – государственные заботы изрядно измотали его, но по-прежнему много ездил, а потому никто бы не осудил правителя, если б тот засветло покинул город, вынужденно пропустив одну из служб.
– …существа порожденные Злом в большинстве своем несравнимо сильней людей. Лишь особые из нас – те, кого Господь отметил своим незримым перстом – способны противостоять слабейшим слугам Тьмы. И лишь святые или герои на равных бьются с сильнейшими из них. Однако даже могущественнейшие слуги Зла уязвимы к голосу храмов, и даже ужасающая власть их хозяев–демонов не спасает, когда благословленные должным образом колокола развеивают смрадную власть Дьявола.
Видится мне, что Господь в мудрости своей зачем-то посчитал необходимым допустить это ужасающее испытание, что переживает Мир. Ибо без столь важного дара Его, Зло способно было бы с легкостью смести человечество.
Однако уверен я, опасней всего для нас человеческая же гордыня, что не дает роду людскому объединить усилия и изыскать способ сокрушить Тьму. Именно гордыня и властолюбие правителей – вот величайшее испытание, что предстоит преодолеть добрым христианам, чтобы не просто уцелеть, а победить в этой битве…
Не смотря на все попытки умерить голос, стоило священнику чуть увлечься, и слова его начинали грохотать, отражаясь от высоких каменных сводов герцогской спальни. Словно и впрямь обличая лично бургундского правителя в том, что Тьма отняла у рода людского власть над большей частью земель, и едва не заставила вообще впасть в ничтожество.
Да, умение, выработанное за несколько десятилетий ежедневных служб и увещеваний, позволяло наполнять голосом куда как немаленькие храмы, что ему была комнатушка двадцать на двадцать шагов? В некоторые моменты казалось, что высокие замковые потолки и вовсе были придуманы лишь для того, чтобы удваивать весомость даже самых простых слов священника.
Голос аббата давил, да и сами обвинения были не совсем беспочвенны, и это явно раздражало герцога:
– Отче, мы же с вами помним, что пусть сила Святого Амиэля* и была велика, но тексты его – лишь сборники очевидных банальностей! Прости меня, Господи! Ни он сам при жизни, ни мы даже спустя годы ведь так и не знаем, почему на нас обрушились все эти неисчислимые беды? Кто или что распахнуло двери нашего мира демонам? Так что переходите уже к наставлению, святой отец! Хотя я, конечно же, догадываюсь, о чем оно будет… – герцог дал знак слуге, что он может начать снаряжать его в дорогу.
– Дорогу открыли грехи и злодейства людские… – строго ответил священник.
Но к своим годам аббат давно уже утерял желание лукавить, а возможность по-отечески наставлять одного из самых могущественных герцогов в Европе он, конечно же, ценил, и потому попытался смягчить невольную логику своих слов:
– …Ваша Светлость, простите мне мою прямолинейность, но по городу бродят слухи, что Вы решили все же порвать со своим старшим родственником… – аббат выжидательно замолчал, давай возможность высказаться своему могущественному подопечному.
Никакие определенные слухи на эту тему не бродили, но нынешнему королю Франции – Карлу VI де Валуа, на дворцовых приемах прозываемому «Возлюбленным», а в тавернах и на площадях «Безумным» – было лишь 34 года. Дижонскому владыке Филиппу II он приходился родным племянником, старшим родственником и сюзереном.
Формально, конечно. Сейчас, даже внутри одного графства, если владелец какого-либо замка решал не подчиняться, заставить его было весьма проблематично. Но факт – оставался фактом: глупец-племянник все равно считался его «господином», и такой расклад искренне раздражал старого герцога. Пусть он при этом и прекрасно осознавал, что обращать внимание на это по нынешним временам, мягко говоря, неразумно.
Из-за этого последние слова священника вызывали в нем чувство неловкости и гнева одновременно. Ведь герцог и в самом деле уже некоторое время прощупывал своих самых влиятельных вассалов на эту тему. Не в прямую, но умному человеку достаточно и намека. А учитывая, что определить кто же именно поделился своими догадками с аббатом вряд ли было возможно, это давало дополнительный повод для раздражения.
За время небольшой речи сам он успел багроветь, а его полное одутловатое тело затвердело, герцог замер готовый взорваться, и чем дьявол не шутит – может и окончательно рассориться со своим духовником. Обязанности старого аббата по наставлению и раньше вынуждали его говорить не самые приятные вещи, поэтому такой вопрос нет-нет, а возникал. Чаще всего подспудно, но вполне ощутимо…
Однако нет, слава Господу и сегодня оба они удержались от окончательного разрыва. Прелат сумел вовремя остановиться и не перешел к прямым обвинениям, герцогу же хватило сил проявить пусть не внешнее, но хотя бы «словесное» смирение, никак не прокомментировав подозрения священника.
Некоторое время в полной тишине был слышен лишь треск горящих свечей да прерывистое дыхание двух главных действующих лиц. Оба они выглядели, словно после долгого бега. Только многие годы назад потерявший юношескую стройность Филипп II Смелый, не зря прозываемый чернью «Толстым», от волнения раскраснелся, а по-стариковски сухощавый аббат наоборот, еще больше побледнел. Он же сумел и первым взять себя в руки.
Меньше чем через пару минут после возникновения этой неловкой и напряженной паузы, священник снова заговорил, и в последующие полчаса прочитал все необходимые молитвы, совершил все положенные ритуалы и таинства, среди прочего причастив и подобающим образом благословив герцога, его ближайших вассалов и слуг.
* * *
Завершив, таким образом, воскресную мессу, аббат потратил еще пару секунд на то, чтобы закрыть библию и – позволив своему крепкому, скорее даже массивному служке начать убирать ее вместе с остальными принесенными с собой вещами в сумку – а сам снова обратился к герцогу. На этот раз, правда, всем своим видом подчеркивая, что доволен мессой и настроен весьма доброжелательно.
