– Что это? – спросила Лика, когда звездолет тряхнуло в первый раз.
За сутки полета, что мы провели бок о бок, я узнала о ней почти все. Успешная журналистка, активный волонтер во многих благотворительных проектах и по совместительству – ярая экстремалка. Ее длинные светлые волосы были заплетены во множество тонких косичек, защитный комбинезон плотно обтягивал аппетитную фигуру, на поясе – настоящий охотничий нож. Парни смотрели на нее во все глаза. Мне она тоже нравилась.
– Наверно, так бывает, – пожала я плечами и снова погрузилась в дремоту.
– Ага, ты еще скажи, что в воздушную яму попали, – хмыкнул Пит, блондин с красивой татуировкой на шее.
– Ты смотри, сам в штаны не наделай, конфетка, – огрызнулась на него Лика: эти двое с самого начала почему-то не переваривали друг друга.
Вообще-то, в салоне кроме нас троих находились и другие звездные туристы – Грег и Дан, например, но те беззаботно храпели в своих креслах, наплевав на любую тряску, а Кира сидела напряженная как струна, впивалась ногтями в ладони, а в ее стереонаушниках грохотала музыка. Наверное, чтобы заглушить панические мысли. Кира была подругой Лики и полетела с ней «за компанию», хотя по натуре искательницей приключений, видимо, не являлась.
Кира мне тоже нравилась, но в основе симпатии лежало сочувствие. По тому, как оделась в полет, как неуверенно держалась, я видела, что она совершенно не готова к трудностям, которые ожидают впереди.
Звездолет снова тряхнуло, на этот раз сильнее, и над нашими головами вдруг вспыхнули красные информационные лампы.
– Внимание, говорит капитан корабля, – раздался по громкой связи мужской голос, – мы попали в зону плотной астероидной бури. Прошу всех оставаться на местах и соблюдать спокойствие.
Грег и Дан, братья-близнецы, одинаково мощные, одетые в профессиональные военные комбинезоны, с рублеными мужественными лицами, только приоткрыли глаза и дальше безмятежно погрузились в сон, Лика с фырканьем застегнула ремни безопасности, я сделала то же самое и помогла Кире.
– Это как в книге… – пробормотала она с побелевшим лицом, – они тоже попали в бурю…
– В какой книге? – мягким успокаивающим голосом поинтересовалась я и погладила ее по руке, благо наши места находились рядом.
– В той самой, по которой мы летим…
Пит оборвал ее громким смехом.
– Да это специально все подстроено, кукла! Они хотят напугать таких, как ты! И похоже, для этого и стараться не надо.
– Заткнись, – оборвала его я.
Он злобно стрельнул глазами.
– А ты, отличница, не считай себя главной.
– А кто здесь главный? Ты что ли, идиот? – подключилась Лика.
Мы бы спорили и дальше, но звездолет затрясло еще сильнее, по бортам что-то застучало, и нас замотало из стороны в сторону.
Внезапно в салон ворвался помощник капитана – кряжистый бородач с внимательными глазами. Он оглядел всех нас и пробасил:
– Похоже, у нас поврежден двигатель, и мы слишком быстро идем на посадку.
– Идем на посадку – это ведь хорошо?! – с надеждой пискнула Кира.
– Да, но «слишком быстро» – плохо, дура, – передразнил ее Пит.
Помощник одарил его недобрым взглядом.
– Прошу всех срочно перейти в спасательную капсулу.
Народ сразу зашевелился, послышались возмущенные и удивленные возгласы, но мужчина оставался непреклонным:
– Приказ капитана.
– В тот раз капитан посадил звездолет… – пробормотала Кира, – ему удалось почти благополучно приземлиться…
– Да, но, боюсь, тот капитан мертв, – Лика смерила ее взглядом и первая поднялась на ноги, стараясь удержать равновесие в тряске: – Пойдем, подруга, раз надо. И ты, Агата, вставай.
Ах да, для них всех я – Агата. Покорно направляясь вместе с туристами в капсулу, я думала о Кае.
***
{Звездолет безмятежно рассекает тело Вселенной. Я сижу на кровати в спальном отсеке и слушаю тишину, которая означает, что двигатели небольшого, маневренного корабля работают нормально. Мы летим на закрытую когда-то протурбийскую планету Н-17, чтобы поставить там мемориал. Я знаю, что совсем рядом, где-то за перегородками из прочного сплава, Кай отдает приказы команде. Я чувствую его даже через эти перегородки. У меня потеют ладони и темнеет в глазах.
Вообще-то со мной должен был лететь отец, но в последний момент, прямо перед отлетом, я узнала, что Кай жив. Кай. Жив. Я не помню, что он сказал отцу, чтобы забрать меня на свой корабль. Кажется, мы вылетели группой – папин груженый материалами звездолет следовал за юркой «Вечностью» Кая. Но я не помню, как взошла на борт и что кому говорила.
Все, что в моей голове – это Кай. Он – в моем дыхании и в биении сердца, в токе крови и в легком поцелуе на губах. Его глаза сияли, как звезды, когда он приподнял и поцеловал меня там, на взлетной площадке. А теперь я сижу на его кровати и жду, когда он придет. Ему нужно отдать распоряжения и убедиться, что полет пройдет нормально – я это понимаю. Но ожидание разрывает меня на части.
Все время думаю, как он жил там, на заброшенной, закрытой на карантин планете без меня? В его спальном отсеке минимум личных вещей. Да он и не привык иметь их много. Мой Кай ненавидит «отглаженные костюмчики», а однажды мы с ним ели жареных крыс. Вспоминал ли он, как это было, когда искал пропитание на практически голом берегу? Лелеял ли надежду выбраться или оставил эти мечты, пока не подвернулся счастливый случай? Страшно даже поверить, что теперь у нас все впереди. Я боюсь, что Кай – это сон. Один из тех, что снились мне ночами после возвращения с планеты в тот период, когда психотерапевт сделала вывод, что «терапия помогает».
Дверь отсека бесшумно отъезжает в сторону и на пороге стоит он. Кажется, его дыхание на секунду остановилось. Я все так же сижу на его узкой односпальной кровати, вцепившись руками в ее жесткий край, и беспомощно смотрю на него. По-моему, я забыла, что говорят в таких случаях. Или что делают, встречаясь с единственным любимым мужчиной после разлуки длиною в год.
В два шага Кай пересекает разделяющее нас пространство, опускается передо мной на колени.
– Не плачь, белоснежка. Теперь уже надо смеяться, а не плакать.
Его ласковые руки гладят меня по лицу. Он дрожит – вместе со мной – и в этом поцелуе нет нежности и трогательной заботы, которые звучат в его голосе, только голод, неистовый, безумный и всепоглощающий.
– Я стала слабой на Земле, – шепчу я, когда Кай отпускает меня на секунду, чтобы могла глотнуть воздуха, – теперь я все время плачу. Даже от радости.
– Ты можешь быть какой хочешь. Я люблю тебя любой, – улыбается он, но руки не справляются с застежками и рвут на мне одежду.
Кай гладит меня, пальцы горячие на моей чувствительной коже. Рот жадный. Он терзает мои губы, и плечи, и впадинку в сгибе локтя, и запястье. Взгляд умоляющий и беспомощный. Он не может этому противостоять, да и я тоже.
