В середине XVIII века биологи придумали для человека название «Homo Sapiens». Его автором считается шведский естествоиспытатель Карл Линней. Это название должно было подчеркивать животное происхождение и машинообразность человеческого существа. Пока главенствовала позитивистская наука, такой подход к человеку не вызывал сомнения. Но с возникновением в конце XIX века психологии как особого научного направления (В. Вундт) постепенно начал выкристаллизовываться другой подход. Сегодня мы можем его назвать экзистенциально-гуманистическим или экзистенциально-деятельностным, если принять во внимание, что культурно-деятельностная психология Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева близка по своим методологическим (принципиальным) основаниям экзистенциально-гуманистическому подходу.
В связи с возникновением такого нового взгляда на человека ученые разных направлений затеяли занятную игру, основной задачей которой стало переименование линнеевского термина в свете новых подходов. В эпоху позитивизма антропологи в основании своих классификаций разместили исключительно чувственно воспринимаемые качества человека. Так появились Homo neanderthalensis (1856) («Человек неандертальский») и Homo heidelbergensis (1897) («Гейдельбергский человек»). В XX в. эта тенденция была продолжена Эрнстом Майром (1940): Homo erectus («Человек прямоходящий»). После открытий кенийского палеоантрополога Луиса Лики появляются термины Homo habilis (1960) («Человек умелый») и Homo ergaster (1975) («Человек работающий»). Наконец, в конце XX в. появляется Homo sapiens idaltu (1997) («Человек Идалту /старейший/»).
Однако, в 30-е гг. всеобщее внимание привлек термин, предложенный голландским культурологом Й. Хейзингой (1938) Homo ludens («Человек играющий»). Уже в начале XXI в. израильский ученый Юваль Харари (2015) предложил термин Homo Deus («Человек Божественный»). Появление этих терминов трудно не сопоставить с переходом науки в свою постнеклассическую парадигму (В.С. Степин), что, в свою очередь, связано с появлением нового экзистенциально-гуманистического подхода к человеку. Если в условиях позитивно ориентированной науки попытки размещения человека в системе природных объектов предпринимались, прежде всего биологами, то с появлением концепции Хейзинги классификационный вектор сместился в направлении философско-психологического осмысления специфики человеческого существования.
Автор этого сборника на протяжении нескольких десятилетий с большим интересом занимался познанием замечательной психологической теории, созданной отечественными исследователями. Основателями этой концепции являются Л.С. Выготский и А.Н. Леонтьев, хотя можно было бы привести множество имен их последователей не только в СССР и современной России, но и во многих других странах. Неожиданно для себя я обнаружил, что культурно-деятельностная психология подводит нас к совершенно новому взгляду на человека, ко взгляду, в соответствии с которым человек – существо, главной функцией которого является порождение новых смыслов. Соответственно, логика нашего исследования естественным образом заставляет продуцировать новый термин, характеризующий человека – Homo sensum, т. е. Человек смыслопорождающий.
Я решил, что было бы не вредно предложить читателям XXI века несколько своих работ, расположенных в хронологическом порядке. Эти работы последовательно обращаются к основным концептам авторов культурно-деятельностной психологии и подводят нас к новому видению человека. Разумеется, этот замысел далек от своей завершенности. Это – скорее, пунктир, позволяющий наметить новый путь не только исследования человека, его внутренних составляющих и тенденций дальнейшего становления. Но, как мне сегодня представляется, именно здесь – в уходе от позитивистского взгляда на человека и в переходе к экзистенциальному его осмыслению – лежит магистральный путь к развитию современной цивилизации, к ее уходу от тех опасностей, о которых сегодня так много говорят и пишут.
За исключением отдельных технических поправок, тексты всех приведенных в этой книге работ оставлены без изменений. Список использованной в работах разных лет литературы выведен отдельно в конце сборника. Исправлены замеченные опечатки.
Я с радостью приму отзывы и замечания, которые читатели отправят мне по адресу [email protected]
С.М. Морозов, 2018 г.
Смыслообразующая функция психологического контекста[1]
В последние годы возрос интерес психологов к проблеме значения в ее новом аспекте. Если в работах Л.С.Выготского и А.Н.Леонтьева категория «значение» занимала достаточно почетное место, но ее психологический статус был завуалирован другими проблемами, то сегодня именно наполнение понятия «значение» психологическим содержанием становится главной целью целой группы исследователей (см. Байрамов, Мухтаров, 1978; Мухтаров, 1981; Петренко, 1983; Шмелев, 1983). Попытка психологического рассмотрения значения неизбежно приводит исследователя к необходимости рассмотреть проблему контекстности, т. е. проанализировать условия, требующиеся для перехода психологического значения в психологический смысл.
Как правило, проблема контекста рассматривается в русле языковедческих направлений. Сама этимология слова «контекст» указывает на источник его происхождения. Текст, некоторое языковое выражение является тем объективным явлением, по отношению к которому употребляют обычно это понятие. В данной статье мы хотим показать, что свойство контекстности не является исключительным достоянием языковых реалий, но релевантно деятельности человека, включающей в себя, как известно, наряду с языком, множество других форм своего проявления.
Общепризнанной является интерпретация контекста как смыслообразующего фактора. Вместе с тем, зачастую при рассмотрении этой функции контекста не делается разведение понятий «значение» и «смысл». Эти термины употребляются через запятую – так, словно за ними стоят абсолютно тождественные реальности. Правда, такое формальное описание иногда вступает в противоречие с содержательно проводимым разведением данных категорий. Например, А.Ф.Лосев (1982) утверждая, что «всякий знак получает свою полноценную значимость только в контексте других знаков» (там же, с. 59), не может не отметить, что «даже если мы возьмем знак в его полной изоляции от его контекста…, то и в этом случае знак… тоже будет иметь свое значение» (там же, с. 61). Таким образом, следует различать значение знака, всегда ему присущее, и «полноценную значимость», которую знак приобретает лишь в контексте. Именно эту последнюю мы называем смыслом знака.
Разумеется, для человека осмысленными являются не одни только речевые знаки. Любое реальное явление может считаться личностным образованием лишь постольку, поскольку оно приобретает для данного субъекта смысл. Смысл некоторого явления по определению является характеристикой любого субъективного (личностного) образа, представления. Осмысленными являются понятия, идеи, убеждения – любое проявление субъективной реальности.
