Древняя столица молодой страны была укутана низкими серыми тучами, почти задевавшими шпили башен. Моросил ленивый осенний дождь. По дорогам к набережной текли ручьи, унося с собой мусор и опавшие листья. Рельсы скрежетали под трамваями. Прохожие в капюшонах и с зонтиками семенили по узким улочкам между рядами старинных домов. Немало было их и на мосту через реку Даугаву. Один из них выделялся своей одеждой – штаны и куртка с капюшоном были черными с белым сетчатым узором.
Уже три недели минуло с тех пор, как Егор покинул Женеву. С тех он побывал в Берне, в Мюнхене, в Праге и в Вильнюсе. До Петербурга все ещё оставался долгий путь. Там не придется больше искать ночлег и красть еду из ресторанов. Уже было заметно приближение Родины – то и дело в разговорах встречавшихся ему человек был слышен русский язык. Тоска не властвовала над Егором. Конечно, он – Синапс, супергерой, дитя индиго, но разве нельзя иногда отдохнуть от дел и насладиться чужеземными красотами? Однако пережитое не так давно горе всё ещё не забылось и время от времени перебивало удовольствие от путешествия.
За мостом была Ратушная площадь, на которой русский гость увидел Дом Черноголовых. При несколько мрачном имени, отсылавшее к когда-то жившему тут купеческому братству, здание отнюдь не казалось угрюмым или страшным. Напротив, оно было богато и пестро украшено, словно сказочный пряничный домик. «Не очень удачное сравнение, учитывая, кто в этом домике жил» – поймал себя на мысли Егор. Узоры из белой глины крепились к красному кирпичу. С прикрепленных к стене выступов взирали на прохожих четыре небольших статуи. Ещё четыре стояли на крыше – по двое с каждого склона – и держали в руках металлические копья. В внутренний дворик вела арка, находившаяся между двумя широкими столбами. На левом барельеф женщины с короной и в синем платье, державшей младенца. Справа же был изображен воин в латах и шляпе с пером, вооруженный копьём и щитом. При этом его кожа была темно-коричневой и даже несмотря на стилизацию виднелись африканские черты лица, что озадачило Егора. «Умеют же люди строить, я даже с телекинезом такого бы не смог» – отметил он. Неподалеку возвышалась другая достопримечательность – Церковь Святого Петра. Впрочем, из-за жилых домов виднелся лишь огромный зеленый шпиль, разделенный на несколько ярусов и увенчанный еле заметным с земли золотым петушком. Даже когда в мир пришли богоподобные дети индиго, многие люди не отказались, а окрепли в своей старой вере и продолжали навещать подобные места. Для Егора же это было лишь чудо архитектуры, но не божественности. Часы собора показывали пол третьего и Синапс решил, что остальной город он осмотрит после обеда.
Не отличаясь гурманством, он предпочел дорогим ресторанам обычный Макдональдс, где вскоре уплетал «Цезарь» и запивал колой. Даже в будний день тут хватало клиентов. В общем гаме разговоров Егор услышал беседу двух молодых парней, говоривших по-русски. Стараясь не подавать вида, он прислушался:
У моего дома вчера опять сумасшедший появился. Я как раз возвращался домой, а он у входа стоит и в кровь себе башку об стену разбивает. Я попробовал остановить его, а там и другие набежали. В итоге его в больницу увезли. И что на этот раз?
Хрен его знает. Мямлил что-то невнятное. А вот у моих соседей на прошлой неделе дочка квартиру подожгла, но обошлось. Она потом сказала, что пыталась защититься от каких-то монстров. Теперь с ней детский психолог разбирается. Да… почему-то за последние годы здесь такое всё чаще творится. Как-бы и мы не стали… ну…
Расслабься. Ходи к психологу и пей таблетки. Крыша ведь не на пустом месте едет. Всё-таки девочка эта ещё маленькая, к тому же впечатлительная, а тот, что у моего дома… хрен его знает, наверное буйный. Странно просто – почему именно в Риге так много подобных случаев?
Так и сам город большой. Ладно бы больше нигде в Латвии такого не было, но в других столицах тоже спокойно. Ни в Вильнюсе, ни в Таллине, ни в Хельсинки столько буйных нет. И ведь не только люди – у нас и птицы иногда словно специально об стены разбиваются, и собаки от хозяев сбегают. Простая случайность. Ведь шиза – не грипп, ей не заразишься. Здесь зато суперзлодеев нет, а вот в Женеве, вроде как, объявился один недавно. Говорят, его русский супергерой победил.
«Это как раз по моей части, а туризм лучше отложить» – решил Синапс, дослушав разговор. Ещё до своего недавнего становления супергероем он применял свой дар несколько иначе. Он помогал людям справляться с угрозами, не поддающимися грубой силе – с их собственными мыслями. Многие угрюмые, вспыльчивые, ленивые и неуверенные люди справились со своими изъянами благодаря телепату. За это Егор Александрович Петров был знаменит не менее Синапса, что, к счастью, ещё не натолкнуло граждан на догадку о тождественности этих двоих. Правда, Егор был скорее психологом, чем психиатром – он мог избавить в целом здорового пациента от вредной идеи, но не лечил сумасшедших. Тем не менее, он собирался попробовать помочь рижанам.
К вечеру по городским улицам и по лабиринтам интернета разошлись новости, вызывающие одновременно радость и недоумение. В Рижский Центр Психиатрии и наркологии пришел человек в странной одежде с сетчатым черно-белым узором. Он ничего не говорил, но охранники и доктора пропустили его, словно зачарованные. Таинственный гость входил в палаты к больным, а оставлял здоровых. Шизофреники начинали видеть ясно, а невротики успокаивались. Услышит об этом, друзья и родственники излечившихся сбежались со всех концов города и сами удостоверились в правдивости чудесных вестей. Звучали расспросы и лились слезы радости, но врачи настаивали, чтобы пациенты ещё ненадолго остались для проверки.
В разговорах о странном спасителе кто-то вспомнил новости из Петербурга и Женевы и понял, что русский супергерой прибыл в Латвийскую Столицу. Однако даже подозрительность прибалтов в сторону россиян не пересилила радости. По улице Синапс шел с довольной ухмылкой и гордо поднятой головой, слыша в свой адрес похвалу и благодарность. Хозяин одного из отелей, чья младшая сестра также была вылечена им, бесплатно предоставил ему свободный номер. Егор пришёл туда уже за полночь, уставший, но с чувством выполненного долга.
Лишь одно беспокоило его: ранее незнакомый образ, тянувшийся единой нитью через все иллюзии, фобии и идеи десятков пациентов. Имена и ситуации конкретных людей забылись из-за их обилия, но эта картина с каждым разом становилась лишь явственней. То и дело Егору представлялся худощавый молодой человек, скорее даже мальчик с растрепанными и закрывавшими глаза русыми волосами. Может так выглядел один из больных или же образ сложился из обрывков разных воспоминаний. Самым странным был тот факт, что при не слишком чётком представлении, не выдававшим каких-либо отталкивающий черт, Егор испытывал к этому человеку какую-то неприязнь. Однако он не придал этому особого значение, ибо в силу своей способности и профессии знал о беспочвенных чудачествах разума, которые этот же разум порой не может рационально объяснить.
