Хорнблауэр знал, что в дверь сейчас постучат, поскольку видел в окно каюты часть происходящего и легко мог угадать остальное.
– Подходит баржа с водой, сэр, – доложил Буш, входя и снимая шляпу.
– Очень хорошо, мистер Буш. – Хорнблауэр был взвинчен и не намеревался облегчать Бушу разговор.
– На борту новый капитан, сэр. – Буш ясно видел, что происходит с Хорнблауэром, но как себя правильно вести не знал.
– Очень хорошо, мистер Буш.
Это было жестоко – все равно что дразнить бессловесное животное. Хорнблауэр внезапно понял, что вгоняет Буша в смущение без всякой радости для себя, и взял чуть более легкомысленный тон:
– Так значит, после двух заполненных трудами дней у вас нашлось несколько минут для меня, мистер Буш?
Обвинение было чудовищно несправедливым, и на лице Буша явственно проступила обида.
– Я исполнял свои обязанности, сэр, – промямлил он.
– Драили «Отчаянный» до блеска к прибытию нового капитана.
– Д-да, сэр.
– Конечно, вам было не до меня. Я уже не в счет.
– Сэр…
Как ни горько было Хорнблауэру, он невольно улыбнулся несчастному выражению Буша.
– Я рад, мистер Буш, что, в конечном счете, вы все-таки живой человек. Иногда я в этом сомневался. Столь образцового первого лейтенанта мне еще видеть не доводилось.
Секунду-две Буш переваривал неожиданный комплимент.
– Спасибо, сэр. Вы очень добры. Но это все только благодаря вам.
Еще миг – и они бы расчувствовались, чего Хорнблауэр допустить не мог.
– Мне пора на палубу, так что лучше нам проститься прямо сейчас, мистер Буш. Удачи при новом капитане.
Он настолько поддался атмосфере последних минут, что даже протянул руку, которую Буш с горячностью пожал. По счастью, от сильных чувств тот сумел выговорить лишь: «До свидания, сэр», и Хорнблауэр торопливо вышел.
Баржу как раз подводили к «Отчаянному». Ее борт от носа до кормы обложили мешками с песком и свертками старой парусины, тем не менее даже в спокойных водах бухты требовалась большая сноровка, чтобы канатами осторожно подтянуть одно судно к другому. Через просвет между бортами перекинули сходню, и по этому шаткому мостку на «Отчаянный» перебрался офицер в парадном мундире. Он был настоящий великан – на два или три дюйма выше шести футов – и явно немолод, судя по седым волосам, заплескавшим на ветру, когда он снял треуголку. Боцманматы[1] свистели в дудки, оба корабельных барабанщика выбивали дробь.
– Добро пожаловать на борт, сэр, – сказал Хорнблауэр.
Новый капитан вытащил из нагрудного кармана документ, развернул его и начал читать:
– Приказ сэра Уильяма Корнваллиса, вице-адмирала Красного флага, рыцаря Досточтимого Ордена бани, командующего кораблями и судами Ламаншского флота его величества Джеймсу Персивалю Мидоусу, эсквайру…
– Нельзя ли поживее? – раздался громовой голос с баржи. – Готовьтесь принять шланги! Лейтенант, ставьте людей на помпы!
Кричал капитан баржи – дюжий здоровяк, как можно было догадаться уже по голосу. Буш лихорадочно зажестикулировал, силясь объяснить, что церемония требует тишины.
– Залейте воду – и можете валять дурака сколько влезет! Ветер вот-вот изменится! – проорал дюжий капитан, нимало не смущаясь. Мидоус гневно оскалился: при всем своем огромном росте и мощном телосложении он не мог заткнуть рот наглецу. Галопом отбарабанив вторую половину приказов, он с явным облегчением сложил и убрал документ.
– Шляпы надеть! – гаркнул Буш.
– Сэр, я принимаю у вас командование шлюпом, – сказал Мидоус Хорнблауэру.
– Очень сожалею, что капитан баржи вел себя так неучтиво, – ответил тот.
– Теперь давайте сюда матросов покрепче! – крикнул дюжий капитан, ни к кому персонально не обращаясь. Мидоус обреченно пожал плечами.
– Мистер Буш, мой… я хотел сказать, ваш первый лейтенант, – торопливо представил Хорнблауэр.
– Приступайте, мистер Буш, – распорядился Мидоус, и Буш тут же погнал матросов к помпам – заливать в бочки пресную воду.
– Что это за малый? – спросил Хорнблауэр, указывая большим пальцем на дюжего капитана.
– Этот мерзавец портил мне кровь все последние два дня. – Мидоус сопровождал каждую фразу крепкими словами, которые не к чему тут повторять. – Он не только капитан баржи, но и совладелец. Работает по контракту с Военно-морским министерством – нельзя завербовать его самого, нельзя завербовать его матросов, у всех бумага с печатью. Говорит что вздумает, делает что пожелает. Я бы отдал призовые деньги за следующие пять лет, чтобы всыпать ему плетей.
– Хм. А мне с ним отправляться в Англию.
– Надеюсь, вам повезет больше, чем мне.
– Позвольте, господа. – Матрос с баржи пробежал по сходне и дальше мимо них, таща парусиновый шланг, следом прошел кто-то с бумагами. Повсюду кипела работа.
– Я передам вам судовые документы, сэр, – сказал Хорнблауэр. – Угодно вам будет спуститься со мною в мою… я имел в виду, они в вашей каюте, сэр, и вы можете принять их, как только сочтете удобным.
Его рундук и матросский чемодан сиротливо стояли в пустой каюте. На передачу командования ушло всего несколько минут.
– Можно мне попросить у мистера Буша двух матросов – перенести мои вещи на баржу, сэр? – спросил Хорнблауэр.
Теперь он никто, даже не пассажир. У него вообще нет статуса – это сделалось еще заметнее, когда он вернулся на палубу в последний раз пожать руку офицерам. Все были заняты спешными делами, так что прощание вышло скомканным и не вполне искренним; поворачиваясь к сходне, Хорнблауэр почувствовал странное облегчение.
Впрочем, ненадолго. Даже на якоре «Отчаянный» сильно качался на огибающих мыс волнах, причем шлюп и баржа кренились друг другу навстречу, так что их мачты то сближались, то удалялись. Перекинутая между ними доска двигалась сразу в нескольких плоскостях: вертикально, как качели, и горизонтально, словно компасная игла, а к тому же ходила вверх-вниз и, что хуже всего, ездила взад-вперед в то время как зазор между судами менялся с шести футов до шестнадцати и обратно. Босоногому матросу ничего не стоило пробежать по восемнадцатидюймовой доске без поручней, но для Хорнблауэра это было серьезным испытанием. К тому же он чувствовал на себе взгляд капитана баржи. По крайней мере, последнее обстоятельство придало ему решимости. До сих пор он изучал движения доски краем глаза, делая вид, будто целиком захвачен происходящим на обоих судах, теперь быстро шагнул на нее, словно и не собирался перед этим с духом. Несколько кошмарных мгновений сходня казалась бесконечной, но наконец, благодарение богу, он вступил с нее на относительно твердую палубу. Дюжий шкипер ничего не сказал, и, когда два матроса поставили на палубу вещи, Хорнблауэру пришлось заговорить первым.
