Глава 1
Бал у командора да Риальто
Бал на острове Риальто начался в полдень пятницы. Приглашена была, казалось, вся Аквадората. Слуги сбивались с ног, обеспечивая гостей яствами и напитками, музыканты выступали посменно, будто недолгая тишина показалась бы кому-то оскорбительной. Хозяин острова командор да Риальто появился на публике в полдень и удалился, чтоб сберечь силы.
Тишайших супругов, дожа с догарессой, для которых подготовили парадные покои палаццо, ожидали в субботу на закате, и до того времени торжество проходило как бы вполсилы. Синьор Эдуардо, наследник командора, в его отсутствие исполняющий главную роль, развлекался в компании друзей, заняв место во главе огромного стола обеденной залы. Юный да Риальто вскоре должен был отправиться в качестве губернатора на острова Треугольника, и в обществе набирали силу сплетни о том, что таким образом ревнивый дож Муэрто избавляется от соперника в любви.
– Да, да, – шептались в кулуарах, – дона Филомена должна была выйти замуж за бедняжку Эдуардо, все было на мази, даже старший брат синьорины явился в столицу, чтоб отвести ее к алтарю, но его серенити рассудил иначе. Кто может противостоять дожу?
И все соглашались, что никто, и припоминали, как тишайший Чезаре хитростью и интригами добился четверти и четверти четверти от контракта с рыцарями большой земли. Дож хитроумен, дож богат, и теперь ему принадлежит красивейшая женщина Аквадораты.
– Когда дона Филомена, – распространялись шепотки, – узнала о губернаторстве Эдуардо, она немедленно отказала дожу в близости. Вообразите, у них раздельные спальни. Зарок в честь избавления от чумы? Ах, бросьте. Всем известна настоящая причина супружеского охлаждения.
– Дож запер супругу, – звучало с другой стороны. – Да, да, абсолютно точно. Дона Филомена находится под арестом. Причина? А вы разве не слыхали о чудовищном князе Мадичи, который воспылал к догарессе? Разумеется, экселленсе пробудился, и теперь вампиры патрулируют город наравне с ночной стражей. Если после полуночи вы направите свои стопы в сторону дворца дожей, сможете услышать романсы, кои его сиятельство исполняет для прекрасной пленницы.
Главная тема разговоров иногда разбавлялась сплетнями помельче. Например, о наказании маркизета Фоско, уличенного в шулерстве за карточным столом. Опального дворянина под хохот и улюлюканье толпы прогнали через площадь, и он, прикованный к позорному столбу, несколько часов сносил издевательства черни. Теперь маркизет находился в изгнании, возвращаться в столицу ему запретили.
Говорили… А впрочем, какая разница. Публика тоже берегла силы для настоящего торжества.
* * *
Почти две недели я не покидала дворец. Панеттоне, продолжавшая посещать «Нобиле-колледже-рагацце», регулярно передавала мне конспекты, которые я с должным усердием изучала. После прочтения я некоторое время держала бумаги над огнем свечи, чтоб на полях проступили написанные лимонным соком строчки.
«Чезаре отплыл в неизвестном направлении, его сопровождал капитан Саламандер-Арденте. Паола Раффаэле ходит павлином и распускает сплетни. Карла не объявлялась, зато появилась какая-то старуха. Старуха заводит свои порядки».
Что за старуха?
«Маура ее боится. Князь Мадичи каждую ночь исполняет романсы под окном изумрудной спальни».
Зачем на это тратить драгоценную бумагу? Как будто я и без того не знаю, кто стенает у караулки, терзая струны гитары. И хорошо, что его серенити отсутствует, его бы эти песнопения не порадовали. Нет, мне, разумеется, льстит ревность дожа, но дразнить его лишний раз не хочется. Чего добивается экселленсе? Чтоб меня заточили в монастырь?
Припомнив, как орал тишайший Муэрто, я поморщилась. Форменный болван! И я еще воображала, что смогу его полюбить? Стронцо Чезаре даже не слушал моих доводов. Я, оказывается, легкомысленная кокетка, расточающая любезности вампиру. Я веду себя недостойно. Мне следует подумать о своем поведении, пересмотреть манеры, утихомириться. Под арестом в своей спальне, под охраной дюжины гвардейцев, с решетками на окнах, с запретом прогулок и общения. Как долго? Это будет зависеть от глубины моего раскаяния.
Я, разумеется, тоже наговорила супругу лишнего. О красоте и обходительности экселленсе, которые дадут сто очков вперед злонравию моего фальшивого мужа, о том, что последний мог бы чему-нибудь у первого поучиться, о желании немедленного развода и нежелании утихомириваться.
И каков же результат?
Раздраженно отодвинув подушку, я достала крошечную записную книжку в бархатном переплете. Дневник. Я завела его в тот день, когда вообразила, что влюблена в супруга. На форзаце в обрамлении цветов, сердец и танцующих саламандр стояло его имя – Чезаре Муэрто. Стронцо! Странички заполняла информация, которую я успела собрать расспросами капитана Гаруди. Двадцать девять лет. Отец – Серджио Муэрто – ныне покойный, отошел в мир иной довольно давно и в преклонном возрасте. Мать – Маддалена, проживает на острове Пикколо при тамошнем монастыре. Чезаре покинул Аквадорату после кончины родителя, нанявшись простым матросом на корабль «Безмятежность», входящий в эскадру тогдашнего дожа Дендулло. Ему было всего пятнадцать, но уже через год он стал капитаном «Безмятежности». Сражения с пиратами в южных морях, захват судов, сделки с островитянами, барыши, личная эскадра.
Страницы шуршали, перелистываясь. Синьор Гаруди оказался просто кладезем информации. Интрижки. Много. Тишайший Муэрто славился своим женолюбием. Несколько серьезных романов. Губернатор острова Помо-Комо пообещал содрать с капитана Муэрто шкуру, если его корабль хоть раз еще бросит якорь в его водах. Судя по наличию кожного покрова, супруг туда не вернулся. Зато дочурка грозного губернатора, синьорина Паола Раффаэле, отправилась за любовником в столицу. Теперь, если верить «лимонным» посланиям Панеттоне, гордится моим унижением.
Я скрипнула зубами от бессильной злобы. Дневник мне теперь не нужен, и, будь в моей комнате камин, книжечка давно уже продолжала бы посмертное существование в виде горстки пепла. Развод! Как только дож вернется в Аквадорату, я его получу!
Не Чезаре, развод.
Достав из переплета карандашик, я дописала под именем супруга: «Стронцо!»
Дверь скрипнула, приоткрывшись, я едва успела спрятать дневник под подушку и принять высокомерный вид. Еду мне приносили трижды в день незнакомые служанки, которым, видимо, было запрещено со мной разговаривать. Одевалась я сама и делала это тщательно. Заточение – не повод становиться распустехой.