– И последняя на сегодня: тринадцать лет, нетронутая девка. Здоровая, и зубы все на месте, – меня грубо ударили в спину, вытолкнув на небольшой помост, находящийся в самом центре огромной городской площади. Я запнулась в длинном подоле наздёванных на меня юбок и грациозным слоном вывалилась в центр под одобрительное улюлюканье зрителей. Толстый аукционер, хрюкнув, схватил меня за руку, и оставляя красный след на запястье, покрутил, задрав юбки и оголив мои истощённые за время пути ноги и зад. – 50 золотых, принимаются ставки!
Я присвистнула. Если теперь я и рабыня, то очень дорогая. Одно радует: теперь попасть смогу в дом только к графу или самому императору. Не каждый состоятельный барон сможет выложить за девку в прислугу и половину от назначенной стоимости. Наверное, мне повезло, что именно из-за цены полгода моего пути в повозке работорговца прошли без побоев, издёвок и изнасилований. Целая юная девочка в королевстве ценится куда выше, чем на два года старше и выдернутая из чьей-то постели. В сёлах на окраине бывало и такое. Обнищавшие селяне продавали и своих дочерей и рано осиротевших соседок. Цена за девицу, пусть и несвежую, всегда была хорошей, позволяя потом год питаться семье из пятерых человек. Я же обошлась торговцам в состояние на пару лет вполне безбедной жизни моих опекунов. Их мало заботило моё дальнейшее будущее. Во время долгого пути нам бывало слышно ночами, как кричат женщины, чья целостность была потеряна давно и безвозвратно, и я забивалась ещё глубже в свой угол, боясь, что именно за мной могут прийти в следующий раз. Но никто не приходил, а страшнее становилось с каждым днём всё больше. Из воспоминаний меня выдернули начавшие расти ставки:
– Сто золотых, кто больше? Сто десять, мужчина в красном камзоле, – выкрикивал торговец, неотрывно следя за толпой. Я зажмурилась, моля всех богов, особенно уделяя внимание богу удачи, Фаруну, чтобы мой будущий владелец не оказался озабоченным стариком, покупающим девку лишь для плотских утех. А таких здесь было достаточно. Мужчины облизывались, глядя в мою сторону, делая ставки, и готовы были кинуться на соперника, когда её перебивали. А цена в это время стремительно росла выше, и вот я уже стою целое состояние – 300 золотых монет. Толпа аристократов начала рассасываться, но ставки продолжали расти. Мои ноги затекли от долгого стояния, а колени дрожали всё сильнее от каждой повышенной ставки и ушедшего с площади сдавшегося мужика. Чтобы успокоиться и отвлечься, я принялась рассматривать ещё не сдавшихся: в трёх метра от меня на складном походном стуле восседал престарелый граф лет пятидесяти, с большим отвисшим животом, обтянутым в шелка, потным лицом и поросячьими глазками, которые неприятно пялились на меня, оставляя долгий липкий след. Чуть дальше стоял молодой и довольно симпатичный мужчина, одетый в серебристый камзол, с ровно подстриженной бородкой, как у козла в хозяйстве моих опекунов. Ставки он поднимал еле заметным движением руки, бросая хитрый взгляд то на меня, то на окружающих. В глазах графа играло вожделение, тонкие губы кривились в самонадеянной улыбке. Определённо из этих двоих я бы предпочла последнего, ведь если и ложиться под господина, так хоть на очертания подтянутого тела полюбоваться, а не бояться скорой смерти от удушения.
Но судьба решила совершенно иначе. Она появилась внезапно. Вышла из толпы и гордо, но стремительно, одним взглядом раздвигая толпу, прошествовала через площадь. Её черные волосы развевались от небольшого осеннего ветерка, а на алых губах играла усмешка. Остановившись практически у самой моей "сцены", она бросила торговцу с интонацией, явно не терпящей возражений:
– Тысяча золотых, последняя цена и закрывай свою лавочку.
У меня отпала челюсть, работорговец икнул и хотел было что-то сказать, но у женщины в глазах сверкнули молнии (или мне показалось?), и мужик сел, закрыв рот, и начал оформлять сделку. Женщина удовлетворённо кивнула и подошла к столу, сев рядом на заботливо придвинутый кем-то из слуг стул. Ещё полчаса спустя меня вывели хозяйке. Я радовалась, что мой хозяин не мужчина, но переживала, как бы она не оказалась владелицей какого-нибудь местного борделя.
Женщина кивнула мне, и, развернувшись на каблуках, пошла в том же направлении, откуда явилась – не говоря ни слова, уверенная, что я последую следом, лишь бы поскорее скрыться с глаз ненавистных торговцев, сбежать подальше от площади и жаждущих моего безвольного тела мужчин. Я засеменила следом, стараясь не отставать и боясь потерять хозяйку из вида. За пределы площади вышли молча, но стоило толпе скрыться за углом, как она улыбнулась и обратилась ко мне мягких голосом, совершенно непохожим на ту жёсткую речь, прервавшую торги:
– Меня зовут леди Ширианна, я живу за пределами города в большом поместье. Тебе очень повезло, что я тебя нашла – те двое, кому бы из них ты не досталась, со временем убили бы тебя. Конечно, предварительно измучив, да так, что только об этом бы ты и мечтала. Как тебя зовут?
– Лира… – после долго молчания голос был сухим и неровным, это было моё первое слово за последние несколько недель.
Ширианна улыбнулась и продолжила:
– Ты будешь помогать по дому и на кухне. Рабство я не приветствую, поэтому с этого дня ты свободна и будешь получать жалованье в четыре серебряных, а один раз в неделю сможешь брать выходной.
У меня еще раз отпала челюсть. И пока мысли собирались в кучку, а я обдумывала слова женщины, мы прошли по узкой, почти незаметной улочке, ведущей от площади до городских ворот, где нас ждала большая, чёрная, расписанная золотом карета. Лакей при нашем приближении открыл дверцу и застыл, протягивая руку в приглашении сесть.
– Поднимайся в карету, – кивнула мне хозяйка.
– Я не могу, – прошептала я, опустив голову. Ноги гудели, а голова кружилась от голода и усталости, – не положено рабыне…
– Не глупи. Положено или нет, но запомни: отныне ты не рабыня. Посмотри на себя: узкие ладони, стройная фигура, легкая поступь. Может, ты и сама того не знаешь, но ты явно принадлежишь к высокородным господам! – неожиданно взгляд Ширианны изменился, она стала серьезной и строго повторила, – живо садись в карету. Ты еле стоишь на ногах! Тебе срочно нужна горячая ванна и постель. Не позволяй обмануть себя глупцам, твердящим о твоём ничтожестве. Ты сама не знаешь, откуда происходишь – откуда это могут знать они?
Я хотела было возразить, но силы неожиданно начали покидать моё тело, и я на подкашивающихся ногах забралась внутрь. Сидения в карете были мягкими, шторки, закрывающие боковые окошки, делали свет приглушённым, и потеряв последние остатки энергии, я провалилась в забытье.
