Тишина, висевшая в комнате, была физически ощутима. Она удушливым облаком давила на грудь, не давая произнести слова, что рвались из горла. Ее безликая хмарь, казалось, была соткана из тревоги и дурных предчувствий. В комнату вползал сумрак майских сумерек, но никто не осмеливался подойти к выключателю. Включить свет – означало признать, что наступает ночь. Наступает ночь, а она еще не вернулась.
На столе сиротливо стояло большое посеребрённое блюдо с белеющими в полумраке розочками сливочного торта. Стопка тарелок и нож, который так и не пригодился в этот день.
Меряя поскрипывающий пол напряженными шагами, по комнате нервно ходила Майя. От окна к двери, выглядывая на улицу и прислушиваясь к каждому подозрительному шороху.
– Майя, не мельтеши, пожалуйста. Сядь! – не выдержала ее мать.
– Извини, мам. Немного нервничаю, – послушно села на диван Майя.
– А ты пробовала позвонить ей? – озабоченно спросила тетя Наташа. – Становится поздно. В котором часу она обычно возвращалась домой?
– Да, конечно. Телефон вне зоны, – Майя подняла тревожные глаза на настенные часы, висевшие на стене напротив, и добавила. – Позже девяти вечера она обычно не приходила.
Старинные ходики отмерили еще несколько секунд и пробили десять.
– Что-то случилось, – тяжело вздохнула тетя Марина. – У меня сердце ноет. На душе такая тоска…
– Мам, ну потерпи немного. Сейчас она придет. Может, автобус сломался, – Майя с беспокойством бросилась к матери.
Тетя Марина обняла дочь пухлыми руками и всхлипнула:
– Я так за нее боюсь. Она одна в этом лесу. Могло что угодно случиться.
– Марина, ну зачем ты сгущаешь краски? Она же не ребенок. Может, друзей встретила, – нахмурилась Наталья Сергеевна.
– Ладно. Я думаю, ждать больше смысла нет. Уже поздно, – сказала молчавшая до сих пор Ленка. – Нужно отдохнуть, а завтра утром поедем на поиски.
Наталья Сергеевна молча кивнула.
– А вы держите нас в курсе, тетя Наташа. Позвоните, когда она появится, хорошо? – попросила Ленка.
– Хорошо, Лена, – снова кивнула ей Наталья Сергеевна.
Трудно сказать, кто спал в ту ночь. Случилось необъяснимое – Вера не вернулась домой. Вера, которая всегда возвращалась домой до наступления темноты.
Все ждали звонка. Ждали, чтобы кто-нибудь сообщил им, что все хорошо. Чтобы снял тяжесть с души, могильной плитой давившую на грудь. Но никто не звонил, и четыре женщины томились в гнетущей неизвестности, комком застрявшей в горле.
Ночь – время страшных мыслей. И как ни гнала их от себя Майя, они ядовитым туманом проникли к ней в душу и рисовали картинки: одну чудовищнее другой.
Последние остатки дремоты и надежды на сон как рукой сняло. Нет, в такую ночь она не сможет уснуть. Сердце частило, разгоняя кровь по венам и требуя движения.
Она встала с постели и снова принялась ходить по комнате, как она это обычно делала в моменты тревоги. Как хорошо, что Дэна нет в городе. Было бы невыносимо смотреть на его довольное лицо. Он всегда радуется, когда у Веры неприятности. За что он так её невзлюбил?
В глубине души она прекрасно знала, почему Дэн терпеть не может Веру. Потому что Вера – самый дорогой и близкий ей человек. Если не считать мамы, конечно.
«Где же ты, Вера…» – с тоской прошептала Майя. Воспаленный мозг суматошно метался в поисках утешительных версий, но ни одна из них не звучала достаточно правдоподобно, чтобы успокоить Майю.
Она вспомнила, как однажды угодила ногой в яму в том лесу. Тогда они были вместе с Верой. Может быть, она подвернула ногу? Сидит там одна и ждет помощи? Боже, когда же начнет светать…
Майя в сотый раз посмотрела на экран телефона, проверяя, нет ли пропущенных звонков. Ничего. На часах без четверти три.
Она снова заметалась по комнате, как запертый в клетке зверь. Ей хотелось сесть и завыть на луну волчицей, чтобы выплеснуть свою тревогу и страх.
Дверь едва слышно скрипнула, и в проеме показалась всклокоченная голова матери.
– Майя? Не спишь? – охрипшим голосом спросила она.
– Нет, – тихо прошептала Майя, – пробовала, но не получается.
– Я тоже не могу. Извелась вся, – вздохнула мать. – Может валерьянки тебе дать? Нужно хоть немного отдохнуть.
– Хорошо. Давай. Ты тоже выпей тогда, – кивнула Майя.
На кухне тусклым светом замерцал ночник. Мать, близоруко прищурившись, склонилась над столом, отсчитывая капли пахучей жидкости. Майю передернуло от отвращения. Ей с детства не нравился запах валерьянки.
– Мам, а мне обязательно надо это пить? – она недовольно сморщила нос.
– Да. Тебе нужно поспать. Завтра тебе понадобятся силы, – как ребенку объясняла ей мать.
– Уже сегодня, – буркнула Майя.
– Да, точно. Завтра уже наступило, – тяжело вздохнула мать.
С трудом проглотив противные капли, Майя прошла в гостиную. Как робот, легла на диван, обняв бархатную подушку.
– Я посижу с тобой, пока ты не уснешь, – мать присела рядом и легко прикоснулась к плечу.
– Ма, ты тоже рядом ложись. Я не хочу, чтобы ты уходила, – попросила ее Майя.
– Ты же знаешь, что у меня спина будет болеть, если я усну на диване, – мягко отказала мать. – Я буду рядом. Спи.
Присутствие матери успокаивало, и напряжение стало отпускать ее измученное, усталое тело. Тревожные мысли теряли объем и глубину и неясными тенями уходили прочь. Мать, слегка раскачиваясь, напевала ей любимую детскую песенку про черного кота. Знакомые мотивы привычно утешали и, качаясь на зыбких волнах дремоты, Майя провалилась в глубокий сон.
Мать тихо прикрыла за собой дверь. На кухне снова загорелся свет, загремели миски. Тихо зажужжал миксер.
Сквозь сон она почувствовала, как около дивана кто-то возится, топает и шлепает по одеялу крошечными ручками.
С трудом продирая глаза, она повернула голову в сторону непонятных звуков. Сквозь щель едва приоткрытых глаз проник ослепительный луч солнечного света и Майя поспешила снова прикрыть глаза. Как же хочется спать!
Чьи-то нежные пальчики коснулись лица и стали внимательно ощупывать ее нос.
«Мирошка, что ты тут делаешь? – пробормотала она. – Где твоя мама?»
И вдруг она вспомнила. Вера. Острое чувство тревоги дернулось глубоко в груди и леденящими пальцами вцепилось в сердце.
Майя усилием воли заставила себя открыть глаза. Мирошка уже двигался дальше по дивану, и путь был свободен. Почему солнце так высоко? Как же она могла так долго спать? Вера в лесу и ждет помощи, а она дрыхнет, как сурок. Дура! Она просто непростительная дура.
Ледяная вода из-под крана возвращала привычную бодрость. По зеркалу стекали капли, рисуя на ее щеках несуществующие слезы. Бледное, осунувшееся лицо, впадины черных кругов под глазами… Ни осталось и следа привычной легкомысленной беззаботности.
Досуха протерев лицо, она бросила полотенце в сторону и решительными шагами вышла из ванной комнаты.
