Из того материала, что оставила нам наука, весьма затруднительно не только выделить из нескольких версий, передающих характер и сущность той войны, наиболее истинную, но и просто последовательно изложить разрозненные факты. Писатель старается не только изучить, а прочувствовать ход римской истории, вглядываясь в каждый образ, сопереживая судьбе даже незначительного персонажа.
Это придает повествованию некоторую наивность, естественную теплоту, а иногда нескрываемую нежность изложению тех сухих исторических фактов и событий, давно уже не имеющих для человечества ни малейшей ценности и оставивших о себе едва ли тень воспоминаний.
В книге изначально не ставился замысел поведать обо всех деяниях противоборствующих сторон, римлян и даков, а также их союзников и противников. Автор оценивается не как исторический исследователь, а как исторический писатель, сохраняющий достоверную хронологию тех далеких событий.
Чтобы понять историю, а тем более историю античную, необходимо не спеша пройтись по улицам ее городов, выложенных тысячелетними камнями, зайти в ее храмы и послушать эхо древних молитв, ощутить запахи цветущих садов, прикоснуться к мрамору шедевров, еще хранящих тепло рук мастеров, повторить в себе мелодику их языка.
Читая книгу, не сразу понимаешь, где писатель, словно художник, использовал крупные мазки, рисуя общую картину происходящего, известную и знакомую многим, а где брал в руки тонкую кисточку и осторожно прорисовывал мельчайшие черты истории и взаимоотношений людей, ее создававших.
Страшная своей неотвратимостью трагедия войны дакийского народа с Римской империей, бесстрастная хронология той борьбы в книге лишена классического академизма. Среди жестокости и бессмысленности войн древности ярче и полнее живут человеческие чувства и привязанности. Живая история вызывает трепет, так и хочется приблизиться к ней и коснуться рукой, как святыни. Ведь на ощупь все чувствуется иначе и желание прикоснуться, так же как и потребность дышать, не исчезнет никогда.
Упрек в адрес автора о его необъективном освещении и без того мало известного представляется несостоятельным. В книге известные исторические факты соединены и окружены яркими, живыми образами людей той эпохи. Читатель, увлекшись знакомством с ними, поневоле оказывается вовлеченным в жизнь, текущую перед его глазами. Как бы проживая с ними рядом, узнавая среди них и своих знакомых, и друзей. Книга лишена тяжелой документальности, надуманности или нереалистичной героики. Персонажи подвержены всем человеческим слабостям и, не всегда проходя свой жизненный путь, становятся мудрее или сильнее. Смерть и забвение равняет людей на дорогах истории. Давно прошедшие, ставшие почти невероятным преданием войны поглощали десятки тысяч жизней, но чувства людей благодаря автору вызывают в нас движение эмоций – улыбку, страх, сострадание, сомнение, нежность или ненависть.
Читатель, увлекшись повествованием, незаметно для самого себя переносится в совершенно другой мир. Быть может, спрятавшись за колоннадой, подслушает разговор юноши и девушки, удивившись, как похожи слова нежности и надежды, звучавшие тогда и сейчас. Подсмотрит украдкой, как святятся их глаза, освещенные радостью соприкосновения душ и тела, и отойдет, чтобы не мешать самому прекрасному и великому чувству на земле, пока жив человек, – чувству любви, порождающей бесконечность жизни. Писателю, повествующему о судьбах людей в рамках событий глубокой древности, вполне простительно нарушить границы исторических реалий, так как чувства людей ни в какие времена не признавали ни физических, ни нравственных ограничений.
Римская провинция. Мезия.
Дунай. Осень 84 г. н. э.
В форпосте близ Дуная, на самой границе с Дакией, заливаемые двухнедельным дождем римские легионеры вели непрерывные строительные работы.
Непогода погрузила всю местность в омерзительную сырость и слякоть, удушливость и зловония. Превозмогая тяготы условий, восстанавливается недостроенный и брошенный на зиму лагерь.
Двум центуриям, в труде искушающим даже самые атлетические тела, необходимо перестелить крыши, натаскав для этого бревен и распилив их на доски. Заново отстроить преторий и склады, разобранные до основания местными жителями, заделать дыры защитного вала, увеличить и перестроить баню и привести в рабочее состояние трубопровод, тянущийся от небольшого ручья, что журчит за стенами лагеря.
Старая оружейная да позабытый тир остались единственными строениями, которых не коснулась перестройка, и теперь они особняком смотрят на всех своими замшелыми бревнами.
Водой для питья и кухни снабжали два ключа, бьющие на внутренней площади лагеря. А возделанный огородик в достаточном количестве взращивал зелень для стола, непривыкшего к изобилию.
На время ремонта и укрепления форпоста, в одном ряду с солдатами, в лагере трудились и проживали разнонациональные вольнонаемные всевозможных специальностей: каменщики, плотники, столяры, универсалы строительных профессий, а также кладовщики и писари. Все находящиеся в лагере учтены и внесены в списки у главного писаря, кудесника бумажных интриг и махинаций, опытного в своем деле человека, Тита Муллея. Вокруг рабочего места этого проныры с каждым днем увеличивались кипы бумаг, содержание которых при прочтении вызывало трудовую испарину в складках лба на почтенных лицах.
Сухая статистика, показывающая точность исполнения поставленных задач, и подробное скрупулезное отслеживание работ всего сложного «живого» аппарата, название которому – форпост, задача для людей ловких и изворотливых.
Перемирие с даками не исключало мелких стычек, а горы, чистые леса, отсутствие дорог создавали «дружелюбному» неприятелю прекрасные возможности для передвижения и засад. Царящая атмосфера вынудила старшего центуриона второй когорты I Италийского легиона Марка Скатолу одновременно следить за внутренним укладом лагеря и за обстановкой за его стенами, заниматься сбором информации, ведя разведку на большой и труднопроходимой территории. Две прошедшие недели полны тягостных и неутешительных известий. Почти у самого лагеря пропала целая декурия во главе с деканом, занимавшаяся рыбной ловлей. В основной лагерь I Италийского легиона, что находился в десяти километрах южнее, с утренней почтой был отправлен контубернал, об участи которого пришлось догадаться по вернувшейся без всадника лошади, седло было изрублено, а уздечка и повод изорваны, на животном виднелась запекшаяся кровь.
