И в горе, и в радости, и в пыли
Гул поезда смолк, распахнулись широкие стеклянные двери, и Мэтт вышел на платформу транспортного блока.
– Доброе утро, док! – выкрикнул кто-то.
– Доброе! – он лениво махнул рукой, даже не обернувшись. Чем ближе Мэтт приближался к Куполу, тем чаще его узнавали.
Из блока он выходил не скованный толпой, хотя за прозрачной пластиковой перегородкой толкалась огромная очередь из пассажиров более низкого класса. Мэтт же добирался до работы с комфортом – это он мог себе позволить. Уже через минуту безлюдный коридор вывел его на огромную изгибающуюся полукругом террасу с покатыми сводами стеклянной крыши. Хоть это и был привычный для Мэтта путь, каждый раз, оказываясь здесь, он на секунду замирал. Странно, как действует на человека вид огромного открытого пространства… Перед ним разворачивалась привычная, но все же будоражащая панорама: громада Купола, будто сияющая гора, прорезала бездонное темное небо и терялась далеко наверху в желтоватой дымке непригодной для жизни атмосферы. Хоть Мэтт никогда не назвал бы себя мечтателем, в этом месте он порой ловил себя на странных мыслях. Тонкая и хрупкая на вид конструкция террасы была единственной преградой между ним и целым миром, бескрайним и смертоносным. Порой ему казалось, что не он рассматривает планету, а сам Прагмеран наблюдает за ним из-за стекла, словно за аквариумной рыбкой.
К сожалению, на террасе компании надоедливых прохожих было не избежать, и Мэтт быстрым шагом направился ко входу в гигантский многоуровневый Купол. Этот гигант считался одним из главных достижений Прагмерана. На каждом его ярусе поддерживались идеальные условия для жизни сотен видов растений и животных. На первых уровнях выращивали фрукты, овощи и кормовые культуры, а один из этажей представлял собой огромный, пропитанный тонкими ароматами цветочный сад. Следующие ярусы работали под четким руководством Мэтта. Там раскинулись настоящие пастбища для скота, загоны, хлева, ряды инкубаторов, птичьих домиков и клеток для мелких зверей.
Купол снабжал почти весь Прагмеран всевозможными продуктами, тканями, кожей, сырьем: другими словами, он гарантировал самодостаточность планеты. Именно благодаря ему когда-то мелкая колония Земли сумела добиться независимости и превратиться в настоящего экономического гиганта, в новый самостоятельный мир. Эту прекрасную историю Мэтт много раз слышал от назойливого гида, что таскался по ярусам с группой туристов два раза в день по субботам.
– Доброе утро, мистер Маррет, – услышал Мэтт, едва переступив порог холла. Мей, симпатичная администратор, неизменно встречала его за стойкой регистрации.
– Доброе, – как обычно ответил он и поспешил к лифтам. Кабина, к счастью, пришла пустой, и Мэтт занял самые удобные центральные «стопы». В лифт помещалось всего девять человек, и для каждого на полу было обозначено место, чтобы все находились на комфортном расстоянии друг от друга. Центральное место казалось Мэтту наиболее удобным – так ему не приходилось обходить других пассажиров при выходе.
– Третий ярус, тропический блок, – раздался приятный женский голос из лифтового динамика. Двери открылись, и на Мэтта хлынула теплая и влажная духота. Каждый раз, проезжая эти ярусы, он думал о том, что никогда не смог бы работать в этом кошмарном климате, да еще и в обществе растений. Увлечение своих коллег цветами, фруктами и экзотическими овощами, типа тыквы, он не разделял.
Через секунду после удара вязкого воздуха перед ним возник крупный мужчина в белом пластиковом халате. Над его нагрудным карманом яркой точкой горел маленький зеленый лист. Этих сотрудников Купола Мэтт так и называл – «халаты».
– Мистер Маррет, – пробасил мужчина и занял «стопы» у дальней стенки лифта.
Голос еще несколько раз называл ярусы, пассажиры входили и выходили, а Мэтт стоял, радуясь тактически правильно занятому месту.
– Двадцать третий ярус, блоки коневодства и управления сельским хозяйством.
К тому моменту Мэтт остался в лифте один и не стал сдерживать довольную ухмылку при виде своего яруса. Здесь были идеально-белые стены, яркий свет, струящийся с высокого потолка, имитировал естественное дневное освещение, а стойла и загоны были выстланы чистейшей соломой (производили ее шестнадцатью ярусами ниже). Но главной гордостью Мэтта была огромная платформа, покрытая настоящей травой, что вращалась в самом центре яруса. По ней, не сдвигаясь с места, несся племенной табун высококлассных лошадей. Рядом с платформой группа людей в белых халатах внимательно отслеживала что-то на мониторах.
– Доброе утро, мистер Маррет!
– Доброе! Ну что, как успехи? – люди расступились, чтобы открыть Мэтту вид экранов. Он пробежал глазами по цифрам и графикам и хмыкнул.
– А что с девятым номером? Почему показатель упал?
– Сэр, нам показалось, что она прихрамывает с самого утра, мы не знали, что…
– Прихрамывает?! – прошипел Мэтт. – Так уведите ее с платформы, живо! Сейчас кто-нибудь из вас побежит там вместо нее!
Вообще Мэтт был не вспыльчивым человеком, а даже, скорее, мягким. Но, как только речь заходила о неумелом обращении с животными, он выходил из себя.
– Кто выпускал лошадей? – спросил он, пока один из «халатов» уводил с платформы молодую пегую кобылу, которая, действительно, едва заметно хромала на заднюю ногу.
– Я, – чуть слышно отозвался неказистый толстячок с еще детским испуганным лицом.
– Ты уволен, – с нажимом, но не повышая голос, сказал Мэтт. Даже в ярости он не забывал о таких правилах поведения, как громкость разговора или расстояние до собеседника. – Сдай халат и, если хочешь, иди устраиваться сборщиком овощей на пятый ярус! До свидания!
Когда толстячок, хлюпая носом, скрылся в лифте, Мэтт отправился в свой офис, пообещав лично осмотреть пегий девятый номер. Кабинет был огромным, каким и подобает быть кабинету начальника доброй половины Купола. Панорамное окно выходило на город. Он расползался лабиринтом коридоров, блоков, корпусов, террас и башен, что уходили вглубь планеты, оставив на ее поверхности лишь свои макушки. Транспортные тоннели, как сосуды огромного организма, мерцали огнями несущихся поездов и автомобилей, то скрываясь под иссушенной землей, то упрямо прорываясь на поверхность. Город жил, его система работала, позволяя миллионам жителей просыпаться и отправляться на работу каждое утро. Безусловно, он был красив: обилие стекла и прозрачного пластика делало его невесомым, словно облако мыльной пены.
