Французский поэт, лауреат Нобелевской премии 1960 г., Сен-Жон Перс (настоящее имя Алексис Леже, полное имя: Мари-Рене Огюст Алексис Леже) родился 31 мая 1887 г. неподалеку от Гваделупы, на небольшом фамильном островке Сен-Леже-ле-Фёй (Saint-Léger-les-Feuilles) в семье Амеде Леже (адвоката) и Франсуаз Рене Дормуа (Dormoy), ведущей свою родословную от тех морских офицеров, которые впервые обосновались на Антильских островах ещё в XVII веке. Детство будущего поэта прошло в Вест-Индии и было им впоследствии воспето в поэмах Антильского цикла, среди которых наиболее известны «„Хвалы“» (Éloges, 1911). По возвращении семьи Леже во Францию (в 1899 г.), Алексис Леже окончил университет в Бордо и поступил на дипломатическую службу (в 1916 г.). Находясь в течение пяти лет в Китае, он написал свою первую эпическую поэму Анабазис (Anabase, 1924), завершённүю в тишине даосского храма неподалеку от Пекина и вдохновленную бескрайними просторами пустыни Гоби, которую поэт посетил, получив отпуск. Сам Сен-Жон Перс, в интервью Фигаро литтерер (1960), назвал Анабазис …поэмой одиночества в действии. Если Антильский цикл высоко оценили ещё только во Франции (Марсель Пруст, Андре Жид, Жак Ривьер, Гийом Аполлинер, Франсис Жамм), то с выходом в свет Анабазиса поэт приобрел широкую мировую известность. Это стало возможным благодаря переводам Томаса Стерна Элиота на английский (1930) и Гуго фон Гофмансталя на немецкий (1929) языки, а также совместной работе двух великолепных мастеров слова ─ русских поэтов-эмигрантов Георгия Адамовича и Георгия Иванова (1926).
Все творения Сен-Жон Перса ─ от «Картинок к Крузо» (Images à Crusoe, 1909) до написанной незадолго до смерти поэмы «Сушь» (Sécheresse, 1974) исполнены тем единством стиля, которое и является, пожалуй, главной отличительной чертой этого удивительного поэта. Его чудесный дар, его благородная устремленность к бескрайним просторам, его высокая патетика и яркая образность неложно говорят нам о Стихии, ─ музыкальной по своей природе и ритмообразующей по своему воздействию: этой стихией пленен Поэт, звукослагатель, в котором она становится одержанием1. Музыкально-патетическое волнение, ─ первоначальный импульс к идущему из первобытных глубин сознания Слову, ─ оформляется у него в нечто похожее на заклинание, становится словесным выражением или формулой, восстанавливающей утраченную связь человека с силами природы, с теми силами, которые в своей бесконечной цикличности и неохватной безмерности создают и воссоздают этот удивительный мир!
Тёмным (ὁ Σκοτεινός) назвал Аристотель Гераклита Эфесского (ок. 535 ─ ок. 475 до н. э). Этот эпитет использовал и Марсель Пруст, говоря о творениях молодого Сен-Жон Перса. Пруст имел в виду, вероятно, тот стиль, который поэт сохранит на протяжении всей своей долгой творческой карьеры. Слово «„карьера“», пожалуй, несколько режет слух, однако в отношении Сен-Жон Перса оно кажется вполне оправданным, имеющим под собой законные основания: о двойственности поэта, о тонкой границе, разделяющей поэта-визионера и успешного дипломата написано немало2. Однако вернемся к тёмному в поэзии Сен-Жон Перса и попытаемся отыскать истоки этой «темноты», а также попробуем ответить на вопрос: Понятен ли Сен-Жон Перс (в контексте современности), и может ли он, вообще, восприниматься современным читателем? Скажем сразу: под словом понимание здесь имеется в виду франц. compréhension, объемлющее понятия «восприимчивость» (в том числе и языковая) и «полнота восприятия», ─ в отличие от русской лексемы, которая, согласно словарю В. И. Даля, есть не что иное как просто способность понимать, дар уразуменья, соображенья и заключения.
Нам важно подчеркнуть здесь тонкое различие этих двух слов, т.к. простая способность понимать что-либо как минимум предполагает, что это «„что-то“» должно быть сначала соответствующим образом статуировано, т.е. выдвинуто в качестве некоторого утверждения или предположения. Однако именно это статуирование недвусмысленно отсутствует у Сен-Жон Перса, который однажды сказал: Мне ровным счётом нечего утверждать. Мне никогда не была по вкусу научная «кухня» (I have nothing at all to state. I have never relished scientific cooking3). Часто цитируются и слова поэта, сказанные им по-поводу Анабазиса: Большая поэма, рожденная из ничего (Un grand poème né de rien). Всё это говорит о том, что поэзия Сен-Жон Перса питаема не теми родниками, которые можно обнаружить, исследовать, «„понять“» с помощью рассудка, но черпает свою силу из самой стихии языка, из той глоссолалии Явленного, которая кажется сотканной из нечленораздельного лепета первобытного человека, возносящего хвалы темным своим богам и несмолкающего плеска морских волн, тысячелетиями накатывающих на некогда обжитые, а ныне покинутые людьми побережья.
Когда читаешь Сен-Жон Перса, в памяти всплывают и слова Флобера о том, что «художник должен в своем произведении, подобно Богу в Творении, быть невидимым и всемогущим: его присутствие чувствуешь повсюду, но самого его не видишь» (L’artiste doit être dans son œuvre comme Dieu dans la Création, invisible et tout-puissant, qu’on le sente partout, mais qu’on ne le voie pas4). Неслучайным, в этой связи, кажется и обращение Сен-Жон Перса к Скриптору («Ah! Qu’un Scribe s’approche et je lui dicterai…»5): в постмодернистской текстологии это понятие замещает традиционное представление об авторе. Письмо, или «плетение словес» (если посмотреть значения лат. textus), есть одновременно и самодостаточное бытие для субъекта письма, который рождается одновременно с текстом (Р. Барт6). По мысли Ролана Барта (Roland Barthes), это плетение словес «есть изначально обезличенная деятельность»7, а Мишель Бютор (Michel Butor) и самого индивида (т.е пишущего, лат. scriptor) определяет как «всего лишь элемент этой культурной ткани»8. В творчестве Сен-Жон Перса явны такие признаки постмодернизма как:
1) текст имеет несколько уровней, композиция сложна и предполагает множество толкований;
2) цитаты (часто неявные), аллюзии, используемые как «строительный материал» (наряду с логомахией, крестословицами ─ этимология рождает диегезис);
3) переосмысление (десакрализация) культурного наследия прошлого9
Сен-Жон Перс, к счастью, не оставил своего читателя без спасательного круга. Редчайший случай в истории мировой литературы: автор подробнейшим образом ответил на вопрос: О чём эта поэма? в своей Пояснительной записке для одного шведсҡого писателя по-поводу содержания Amers