Яша, давай насмешу тебя, вспоминать начну по твоему хотению, по твоему велению. Малую толику из раннего детства. Возможно, от дальнейшего понукания откажешься, не интересно станет. Ага?
Глава 1
Как тебе уже давно известно, и для памяти, родилась я 27 ноября 1946 года, в час Быка (если мне не изменяет память) в два часа ночи (мама говорила – отец под окнами ждал меня). Вот как.
Первое легкое, неясное сияние памяти – я на подушке, на столе сижу, смотрю в окно, справа от меня стоит горшок. Поворачиваю голову налево –вижу цветную занавеску, знаю там спит папа, у двери печь. Потом мамин рассказ вплетается в голову, как продолжение того что помню, может быть он уже совсем о другом времени. Приходит она с работы (на шахте работала электриком), отец спит, а я расписала стол и окно какашками из горшка. Видимо первый период моей жизни проходил на территории стола.
Второе, я чуть постарше, знаю, что мы живем в бараке, где длинный коридор и много дверей. Я у соседей, у них дверь была открыта, только марля болталась от комаров, сижу на кровати за спиной у соседа, он лежит, она стоит. Вдруг забегает мама, она меня потеряла, искала и нашла у них. Мама рассказывала, что фамилия этих соседей Рупперт. Они просили, чтобы меня им отдали, т.к. своих детей они не могли иметь, а меня сильно любили. Ну, разве ж отдадут такой подарок судьбы. Нет, конечно.
Несколько слов почти на 19 лет в будущее. Потом эти Рупперты уехали в Казахстан, там ведь тоже очень много немцев жило. В 1965 г., летом, они приезжали в гости к кому-то, и заходили к нам на меня посмотреть, ждали три часа и не дождались – ушли, а я пришла через два часа после их ухода.
Третий проблеск в голове. Знаю – я в детском саду, он у болота (озерцо такое было, в нем даже купались, но говорили болото) стоял. Помню только столики в большой комнате и блюдце с чашкой, на чашке нарисованы красные и зеленые кубики. А в коридорах лежали красивые красно-зеленые ковровые дорожки. Потом прогулка во дворе, а я скрываюсь ото всех и убегаю домой. Побеги устраивались постоянно, а поэтому из садика меня забрали.
Четвертый эпизод, драматический.
На улице тепло, яркое солнце. Мы куда-то идем. У папы чемодан, у мамы на руках лялька – Витька (23.08.50г.) и я вприпрыжку. Видимо сентябрь на дворе. Проходим мимо двух белых домов в два этажа, по три крыльца. По другую сторону стайки. Вышли к красивому новому дому, у него балконы, он двухэтажный, два крыльца! Идем к ближнему крыльцу, оно украшено какими-то балясинами, есть две скамейки. Красота! Поднимаемся на второй этаж, на площадке три двери, заходим в ту дверь, что рядом с лестницей, которая на чердак ведет.
Итак, мы переехали из барака в наш новый дом по улице Васенко, дом 2, кв. 6. Как сейчас здесь говорят деревяшка на 12 квартир. Квартира из трех комнат, то есть коммунальная. Наших комнат две, к нам должны вскорости приехать из деревни папины родственники; отец Филипп Филиппович 1888г.р. мачеха Мария, лет на 5-10 моложе деда, две сестры по отцу родные – Лида, примерно 1930 г.р. Ида 1937г.р.
Наша комната большая, маленькая дедова, средняя комната у соседей – их пять человек: муж, жена, сын маленький, его мать и брат, молоденький юноша.
Я еще не имею представление о годах, но знаю на улице зима, у меня появился еще один брат Ванька, 27 ноября 1951 г.р.
Мама очень болеет, не встает с кровати, говорят, что у нее после родов отнялись руки и ноги, что такое роды я не знаю.
Папа на работе, а дед, бабушка и тетки заходят к нам редко, они не любят маму, потому что русская, но нянчат Витьку у себя. Ванька плачет, я его беру несу к маме на кровать прикладываю к груди, помогаю Ваньке взять ее, он чмокает, засыпает, молчит, Мама плачет, мне не понятно почему. Бабушка чего-нибудь наварит, меня позовет, даст тарелку с варевом, я иду кормить маму, сажусь рядом с ней на кровать и кормлю с ложки. Она снова плачет, ест со слезами. Я ей «мам, не плач», а она еще сильней.
Потом приходит с работы отец, приносит большущую бочку, кладет в нее черные большие камни. Все большое, потому что я уж ростом очень мала. Заливает горячую воду с травой, накрывает бочку одеялом. Подкладывает Ваньку маме к груди. Уходит на кухню кушать. Приходит суёт потихоньку руку в бочку, берет маму на руки, опускает в бочку, укрывает до подбородка одеялом. Разговаривают с мамой, она даже смеётся. Через некоторое время меня отсылает из комнаты, я знаю, он будет переодевать ей мокрую рубаху. Это повторялось долго, а вот как долго, ну, не знаю.
Пятый эпизод обо мне, малой «стукачке» и о других.
Мама здорова.
Я уж обмолвилась о том, что родственники не терпели маму, когда папы не было дома, ругали ее на исковерканном русском языке, обзывали ее. Дед ругался за луковый суп, приготовленный плохо, то гренки в нем раскисли, то лук недожаренный и прочее, и прочее. А в своей комнате костерили ее, на чем свет стоит и старики, и девки на четыре голоса.
Мы дети были вхожи в их комнату, они нас не обижали.
Меня они не стеснялись – думали, что я в немецком языке ни бельмеса. Однако, шутка юмора заключалась в том, что я понимала о чем они болтали. Прослушав их, я шла к маме и рассказывала ей все. Она поначалу мне не верила, но видимо решила проверить меня, и как-то т. Идке сказала, ты, мол сопля, зачем обо мне не весть что болтаешь по-немецки. Та в ответ – я ведь только со своими это говорила, никого чужих не было, ты откуда это знаешь?
Отступление вклиню. Когда папа умер, в январе 1995 г., т. Ида приезжала с сыном на похороны. Велись всякие разговоры-вспоминания, вот тогда я рассказала о том, стукачестве. Она говорит – а мы тогда ломали голову, откуда Мария знает, о чем наши разговоры. Из присутствующих только мама была знакома с той ситуацией. Удивлены были и Бергачи младшие.
А у меня мелькнула мысль, что озарение на понимание незнакомого языка пришло ко мне малой от того, что обижали маму, мне её было жалко, она часто плакала.
Продолжаю. Мама ей меня не выдала и стукачество продолжалось! Видимо во мне в то время заработали немецкие гены на понимание, но не на язык, говорить-то не могла. Отец с нами говорил по-русски.
Однажды, мы были на кухне: я, мать и отец, о чем-то болтали. Отец вскоре куда-то засобирался, вернулся к нам в черном длинном пальто, в фуражке, в черных хромовых сапогах. Громко доложил, что уходит на шахту по делам. Хлопнула дверь за ним. Вскоре выскочил из комнаты дед и к нам на кухню, на маму с криком, с руганью, размахивает руками.
Мы напуганы, мама меня оттолкнула на стул в угол, между шкафом и столом. Дед подступил к ней, занес руки для удара и, в этот момент поднимается над полом. Это папа его схватил сзади и на печь повалил. По-немецки грозно говорит, затем перешел на русский, мол я здесь хозяин, мы вас вытащили из деревни.
