– Я смотрел его глазами, я слушал его ушами и говорю: он тот, кто нам нужен. Настолько близок к идеалу, насколько это вообще возможно.
– Ты говорил то же самое о его брате.
– Брат не прошел проверку, его использовать невозможно. По причинам, не имеющим ничего общего со способностями.
– Как и сестру. Да и этот вызывает сомнения. Слишком податлив. Слишком охотно подчиняется воле других людей.
– Если только эти люди – не враги.
– Так что нам делать? Следить, чтобы его все время окружали враги?
– Если потребуется.
– Кажется, ты говорил, тебе нравится этот парень?
– Если он попадет в лапы жукеров… По сравнению с ними я его любимый дядюшка.
– Ладно. В конце концов, мы спасаем мир. Забирай его.
Женщина-наблюдатель мило улыбнулась, взъерошила ему волосы и сказала:
– Эндрю, по-моему, тебе ужас как надоел этот жуткий монитор. Так вот, у меня хорошие новости. Сегодня ты с ним расстанешься. Мы просто вытащим его. Это будет не больно, ни капельки.
Эндер[1] кивнул. Конечно, это была ложь – про «ни капельки». Но поскольку взрослые врали так всякий раз, когда собирались сделать ему по-настоящему больно, на данное утверждение можно было полагаться как на весьма точное описание ближайшего будущего. Иногда ложь говорит куда больше, чем правда.
– Так что ты, Эндер, просто подойди и сядь вот сюда, на стол для осмотра. Доктор выйдет к тебе через минуту.
Монитора больше нет. Эндер попробовал представить, каково это: на его шее больше нет маленького записывающего устройства.
«Я смогу кувыркаться на кровати, и он не будет давить. Я не почувствую, как он щекочет и нагревается, когда буду принимать душ.
И Питер перестанет ненавидеть меня. Приду домой, покажу ему, что монитора нет, и он увидит, что я тоже не прошел, снова стал обыкновенным мальчиком, совсем как он. И все сразу наладится. Он простит мне, что я носил монитор на целый год дольше его. И мы станем…
Наверное, не друзьями, нет. Питер слишком опасен, его так легко рассердить. Но братьями. Не врагами, не друзьями – братьями, которые живут в одном доме. Он перестанет ненавидеть меня, просто оставит в покое. И когда он снова захочет поиграть в жукеров и астронавтов, может, мне не придется присоединяться к нему, я смогу просто уйти куда-нибудь читать книжку».
Но Эндер знал, что Питер все равно не оставит его в покое. Было что-то в глазах Питера, когда на него находило это сумасшедшее настроение… И, вспоминая этот взгляд, этот блеск, Эндер точно знал: уж чего-чего, а Питер его в покое не оставит. «Я учусь играть на пианино, Эндер. Пойдем, будешь переворачивать мне страницы. А-а, мальчик с монитором слишком занят, чтобы помочь своему братцу? Он что, слишком умный? Нет, нет. Не надо мне твоей помощи. Сам прекрасно справлюсь – слышишь, ты, урод мелкий, паршивый Третий!»
– Это будет быстро, Эндрю, – сказал доктор.
Эндер кивнул.
– Монитор специально сделан так, чтобы его легко было снять. Не причиняя боли, не внося инфекции. Правда, будет щекотно, а еще некоторые люди говорят, что их потом преследует чувство, будто что-то пропало. Ты все ищешь что-то, очень хочешь найти, но не можешь и даже не помнишь, что именно ты потерял. Так вот, я скажу тебе что: ты ищешь монитор. А его уже нет. Но через несколько дней это чувство пройдет.
Доктор выкручивал что-то на загривке Эндера. И вдруг боль, как раскаленная игла, пронзила его от шеи до самого паха. Эндер почувствовал, как судорога сводит спину, как тело резко выгибается назад, – и ударился головой о стол. Он чувствовал, как ноги его бьются в воздухе, а руки сцеплены и до боли выкручивают друг друга, выгибаются арками.
– Диди! – позвал доктор. – Ты мне нужна!
Задыхаясь, вбежала сестра.
– Нужно как-то расслабить мышцы. Ко мне, быстро! Чего ты там копаешься?!
Они что-то передали друг другу – Эндер не видел что. Он рванулся в сторону и свалился со стола.
– Держите его! – выкрикнула сестра.
– Просто зафиксируй его…
– Я не смогу, доктор, он слишком силен…
– Да не вводи все сразу! У него же сердце остановится!
Эндер ощутил, как в шею, чуть выше воротника рубашки, вонзилась игла. Лекарство жгло, но всюду, куда доходил этот огонь, сведенные мышцы постепенно расслаблялись. Теперь он наконец смог заплакать от боли и страха.
– Эндрю, ты в порядке? – спросила сестра.
Эндрю не мог говорить, не помнил, как это делается. Его снова положили на стол, проверили пульс, сделали еще что-то – он плохо соображал, что происходит.
Руки доктора тряслись. Когда он заговорил, его голос тоже дрожал:
– Заставляют ребенка носить эту штуку три года – так чего ж еще ждать?! Мы могли просто выключить его, понимаешь? Взять и выключить. Навсегда отсоединить его мозг.
– Сколько будет действовать наркотик? – спросила сестра.
– Пусть лежит здесь по меньшей мере час. Смотри за ним. Если через пятнадцать минут он все еще не сможет говорить, позовешь меня. Мы ведь и в самом деле могли отключить его. Я не жукер, я не могу предусмотреть все.
Он вернулся в класс к мисс Памфри за пятнадцать минут до звонка. Он все еще не очень твердо держался на ногах.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Эндрю? – спросила мисс Памфри.
Он кивнул.
– Тебе было плохо?
Он покачал головой.
– Выглядишь ты неважно.
– Я в порядке.
– Тебе лучше сесть, Эндрю.
Он двинулся к своему месту, но через пару шагов остановился. «Что такое? Что я вообще ищу?» Он никак не мог вспомнить.
– Твое место вон там, – подсказала мисс Памфри.
Он сел, но это было не совсем то, он искал что-то другое. Ладно, потом отыщется.
– Твой монитор, – прошептала девочка за его спиной.
Эндер пожал плечами.
– Его монитор, – шепнула она остальным.
Эндер поднял руку и ощупал шею. Там был пластырь. И больше ничего. Монитора нет. Теперь он такой, как все.
– Что, Энди, выперли тебя? – спросил мальчик, который сидел чуть впереди в соседнем ряду.
Он не мог вспомнить его имя. Питер? Нет, кто-то другой.
– Тише, мистер Стилсон, – сказала мисс Памфри.
Стилсон ухмыльнулся.
Мисс Памфри рассказывала об умножении. Эндер баловался со своим компом: рисовал контуры гористых островов, а затем приказывал компу выдать трехмерное изображение – во всех ракурсах. Учительница, наверное, заметит, что он совсем не слушает ее, но вряд ли станет его беспокоить. Он всегда знал ответ, даже в тех случаях, когда ей казалось, что он не слушает ее.
В углу компа появилось слово и, маршируя, двинулось по периметру экрана. Сначала оно было перевернуто и написано справа налево, но Эндер сумел прочесть его, прежде чем оно добралось до нижнего края экрана и встало как положено:
