О нас!
Когда-то мы во тьме блуждали,
Внутри себя миры творя.
О том, что кто-то есть еще, не знали.
Ничто не связывало нас тогда.
Самодостаточно творили
Без времени, без смерти, без судьбы.
Не умирали и не жили.
Там не было подобной ерунды.
Нам было незачем молиться,
Не знали мы тогда еще о нём…
Он в тот момент еще не объявился,
Он был, как мы, простым творцом.
Но он был первым, тем, кто понял,
Что в этой пустоте он не один,
Что мы устали от покоя,
Что мы общения хотим.
Лишь приоткрыв завесу тайны,
Он убедил нас сделать шаг.
И мы упали в эту крайность,
Словно поленья в очаг.
Не знали мы тогда, что очень рисковали,
Вступали, будто бы в бреду.
Мы думали, что вечно будем в РАЕ,
И не окажемся в АДУ.
А он, себе всё чётко представляя,
Сжимался в точечку одну.
Она должна была взорваться,
Все мы это знали.
Не знали лишь, что мы уже в плену.
И с взрывом мир вдруг общий появился,
Мы с удивлением смотрели на него.
Нам предстояло в нем переродиться,
Попробовать, почувствовать его!
Теперь живем, страдая и старея,
Не замечая, как проходят годы.
И проклинаем созданное «Кем-то» время.
«Кем-то», кто лишил нас всех свободы!
Ты актер
Ты не свободен, это точно, совершенно.
Как можно это доказать?
Тело болеет и стареет, тело бренно.
Оно не твой костюм, ты будешь вынужден его отдать…
Не каждому даётся и земное счастье,
Когда любовь есть, деньги, уважение людей.
Большинство несчастных нас всю жизнь живет в ненастье,
Как будто в наказанье до последних дней.
Религия всем нам гласит, что важно воздержаться,
Смотреть на это, но не трогать, а молиться и страдать.
Зачем тогда все эти блага? Чтоб над нами издеваться?
Смотреть, что мы из этого все будем выбирать?
О нет, мы не свободны, значит мы не дома.
В доме своём нас невозможно было б обуздать…
А здесь в гостях мы все актёры.
И вынуждены продолжать играть.
Актёру трудно выйти из театра,
Для этого нужно покинуть игровой шатёр.
Поняв в начале, что вчера, сейчас и завтра —
Ты не свободен, ты актёр!
«ОТ АВТОРА»
Работая над данным произведением, я придерживался стиля Стивена Кинга, иначе говоря, не знал и не хотел знать, чем закончится эта история. Я даже не планировал, что будет с героями в ближайшее время, и был наблюдателем и творцом одновременно, полностью теряя связь с реальностью.
Хаванов Егор
ПРОЛОГ
Герою предстоит познакомиться со структурой мироздания и узнать причины всех причин! Из его рассказа станут ясны ответы на вопросы, волнующие философов не одно тысячелетие: «Кто мы? Где мы? Зачем мы здесь? Что было до?»
БЫЛ ТАКОЙ МОМЕНТ
Как я опять докатился до этого?
Не знаю!
Кажется, я снова в западне.
Да. Но, стоит признать, оборачиваясь на своё «богатое прошлое», о котором я случайно узнал, что в общем-то бывало и похуже…
И вот он я! Сижу на краю. Перед глазами прекрасный и коварный мир. Надеюсь, он понимает, как я от него устал. Не хочу больше этих интересных сценариев, приводящих снова и снова туда, где я всё еще здесь – в игре…
Да-да, не смущайтесь. Цитата «Вся наша жизнь – игра» является абсолютно верным утверждением, и от того, что многие из вас скажут, что это всего лишь красивая фраза, мне, к сожалению, лучше не станет.
Я знаю, что смерть от своих рук не даст мне желаемого, а скорее наоборот – снова обнулит.
Ладно. Как бы мне ни было больно, я не стану лишать себя жизни. Игрок, проявивший такое самодурство, еще долго не сможет полноценно играть, и я это уже проходил.
Что же мне делать? Не покидает чувство, что я здесь снова впустую растратился. Может рассказать обо всём? Возможно, я и сам пойму, наконец, где я упустил то, зачем вернулся сюда?
Да, я расскажу вам свою историю!
ВЛАСТНЫЙ ГЕНРИ – ПЕРВАЯ ЖИЗНЬ
Средневековая Европа.
В именитом семействе все в суматохе. Хозяйка рожает. «Слава Богу, что здесь нет нашего господина!» – кричали служанки. «Он посрывал бы нам головы за то, что не уследили вод красавицы хозяйки», – тараторила одна из служанок, семеня к спальне госпожи с тазом наперевес.
Родился здоровый малыш.
Меня назвали Генри.
Спустя всего половину года от роду я уже разговаривал и был умён не по годам.
Многие влиятельные люди появлялись в нашем доме, и довольно часто их любимым делом становилось общение со мной. Я и сам больше любил проводить время со взрослыми. Не всегда я отвечал на их вопросы так, как они хотели, но мои ответы обычно заставляли этих умников задумываться или смеяться, полагая, что я еще чертовски наивен. Наверное, так и было, ведь я еще не понимал мир, как понимаю его сейчас.
Как-то раз, скорее, в очередной, помощник главного судьи города Эммануэль Гессен, частый гость в нашем доме, задал мне, семилетнему гению, вопрос: «Сколько граней в шаре?» – и всучил мне в руки небольшой стеклянный шар. Я, покрутив его и осмотрев со всех сторон, ответил:
– Много.
– Правильно. Их нам с тобой не сосчитать, ведь мы их даже не видим. А что ты думаешь об этом предмете? Может ли он обладать силой колдовской?
– Ваш шар, обладай он магической силой, не дал бы себя разбить. Ведь так?
Не раздумывая о последствиях, я со всей силы швырнул круглого в сторону кирпичной кладки камина, повстречавшись с которой, он раскололся на несколько частей.
Старик вскочил с кресла и со словами: «Что же ты наделал? Это же было вещественное доказательство» – хотел было наградить меня подзатыльником, но строгий взгляд отца, пришедшего на крик, мгновенно остудил пыл Гессена. Тот опустил руку и молча принялся собирать осколки в свой огромный носовой платок. Я же, чувствуя свою неприкосновенность, смело продолжил молоть языком:
– Дядюшка, я знаю, зачем Вы носили этот шар с собой. Вы хотите сжечь очередную невинную женщину?
– Вот дьявол. Отец тебе слишком много рассказывает.
– Вы не ответили, дядя.
– Мы считаем их ведьмами! Они дети сатаны.
– А Вы точно умный дядя?
– Так всё, стоп. Я сейчас же поговорю с твоим отцом. Хватит с тебя домашнего обучения. Мир не сказка, скоро ты это поймешь. Балуют тебя здесь. Ишь.
Он тяжело встал и похромал в отцовский кабинет, дверь которого была открыта.
Я слышал их разговор. Этот шулер убедил-таки моего отца…
«Ну что ж, может, это и к лучшему», – спокойно подумал я.
На следующий день я уже ехал в католическую школу.
Школа оказалась на удивление не такая мрачная, как мне про неё успел рассказать отец. По обе стороны центрального учебного корпуса, крышу которого венчала острая металлическая пика, находились жилые кубрики, объединённые между собой длинным одноэтажным зданием, прошивающим центральный корпус насквозь.
Здесь я вскоре нашёл друзей, но, признаюсь, так и не научился относиться к ним как к равным. Никто из них не дотягивал до моих умственных способностей, но они, видимо, и не переживали об этом, иначе не общались бы со мной все эти годы.
