1. 1.Глава 1.
Я пятилась к стене до тех пор, пока не впечаталась в нее настолько, что даже кости, кажется, начали трещать.
Но это не помогало – увы, мне не раствориться, не слиться с ней и не стать невидимкой.
Он – огромный, голый до пояса, с каким-то звериным рычанием и прищуренными глазами, в которых я, почти ослепшая от слез, различала пламя и искры, неумолимо надвигался на меня.
- Не надо, пожалуйста, - всхлипнула в последний раз, чувствуя, как ноги бессильно съезжают вниз. – Пожалуйста… - мой голос сорвался на рваный выдох, в котором мне не хватает воздуха.
- Руки убери, - прорычал монстр, нависнув на меня тяжестью своего невероятно, не по-человечески огромного тела, - так, что меня опалило его дыханием и запахом.
Жутким, нечеловеческим, наполненным чем-то таким, от чего каждая клеточка во мне сжалась в ужасе.
Рывком дернул мои запястья, открывая закрытое ладонями лицо.
Наклонился над лицом, прожигая меня взглядом. Черным, страшным, диким пылающим взглядом, который я чувствую даже через закрытые веки.
Боже! Что со мной собирается сделать этот монстр?!
- Красивая, - он сжал пальцами мои скулы, причиняя боль. – Маленькая. Сладкая такая, - повел носом возле моего лица, - действительно, самый настоящий зверь, - и я сжалась еще сильнее, хоть, кажется, это уже и невозможно.
- Пожалуйста, отпустите меня, - в который раз, как молитву, простонала я.
- Отпущу, - монстр усмехнулся так, что мне стало жутко.
Провел большим пальцем по нижней губе, - больно, будто оставляя след ожога. Надавил на челюсть, заставляя рот раскрыться и издал снова что-то очень похожее на рычание.
- Когда надоешь, - его пальцы толкнулись мне в рот, - жестко, прямо до горла..
Дернула головой, пытаясь отстраниться, но вторая рука крепко ухватила меня за скулы, а пальцы во рту резко задвигались.
- Не хочу тебя рвать, - прохрипел монстр и тут же рванул на груди платье, рассыпавшееся до пояса пуговицами. – Не вынуждай. Просто будь покорной и подчиняйся.
Огромная рука скользнула под разорванное платье, сжав грудь и зажав пальцами сосок.
- Не зли меня, маленькая, - и все будет хорошо, - его пальцы снова сжали мне скулы. – Тебе понравится.
Его голова снова склонилась ко мне, - теперь он обнюхивал шею, и… грудь.
Боже, как же это ужасно…
- Сладкая, - снова выдохнуло чудовище, втянув мой сосок своими губами
Огромная рука резко сжала мое бедро, протискиваясь по нему вверх так, что наверняка останутся синяки.
Оставалось только кусать губу, - до крови, мечтая о том, чтобы сознание вылетело из меня, - чтобы не чувствовать, не слышать, - ни этого страшного запаха, которым разит от него так, будто меня им пропитали, ни рычания, ни этих разрывающих меня прикосновений.
Не шевелиться. Не дышать. Не чувствовать.
Но мне так не повезло, - и, когда рука этой громадины дернула мои трусики, разрывая их и протиснулась между ног, я застонала.
Мне в ответ донеслось звериное рычание, а пальцы другой руки снова толкнулись у меня во рту.
- Тигр, - дверь со скрипом приоткрылась, выбив из моего мучителя новое рычание, - злое, недовольное, еще страшнее прежнего.
И я поняла – нужно молчать. Только не злить.
- Ты нужен там.
Из его горла вырвалось шипение, а после он отпустил меня, отталкивая так, что я покачнулась.
Грубо матерясь, он вышел, - вернее, просто оказался у двери в несколько шагов, которая тут же за ним захлопнулась.
Раздались выстрелы, - о, боже, этот звук еще со вчерашнего дня звучит у меня в ушах, не переставая. И теперь этот звук мне уже не забыть, не спутать ни с чем…
И я, содрогаясь всем телом, так и опустилась прямо на голый пол. Надеясь на то, что его там пристрелят, и он больше не вернется. Беззвучно воя от страха, что те, кто это сделают, могут оказаться еще страшнее. Давясь спазмами в горле от того, что эти выстрелы не прошили меня вчера насквозь. Лучше б уж так, - быстро и безболезненно, пока я понять ничего не успела. Как Лиду, спрятавшуюся вместе со мной за барную стойку. Лучше уж так, чем весь этот кошмар.
* * *
Нет, моя жизнь не была легкой и ванильной.
Детство в детдоме – жесткая участь подкидыша, которого нашли на крыльце какого-то сельского дома.
С детства драки с такими же, как ты сама.
Унылая краска – вот и все, что наложилось памятью на те дни. Просто что-то серое. Беспросветное. И жесткая необходимость драться, чтобы выжить.
Правда, потом все изменилось.
Мне исполнилось семь, когда меня все-таки нашли.
Нет, - не удочерили, как тех, кого мы считали счастливчиками. Ведь их участь казалась каждой из нас тогда запредельным счастьем, - еще бы, - обрести свой дом! Хотя, по-хорошему, уже потом я поняла, что для некоторых из них было бы намного лучше остаться в детском доме. Увы, не все берут из приюта детей для того, чтобы сделать их частью счастливой семьи.
Но тогда мы об этом, конечно же, ничего не знали.
А мне повезло больше всех. Меня нашла моя настоящая бабушка.
Никогда не забуду тот день.
Худая высокая женщина в черном, с сухими, но красными глазами просто прижала меня к себе.
Так крепко, что, кажется, затрещали ребра.
Она ничего не говорила, просто замерла вот так, а я боялась вдохнуть и даже пошевелиться. Закрыла глаза и, слушая, как часто бьется ее сердце, пыталась осознать, осмыслить, что это – по-настоящему родной человек. Часть меня. Часть чего-то огромного, что, как ниточкой, связывает людей навечно.
Родная кровь.
Настоящая семья.
Это что-то запредельное, чего не понять мыслью, не выразить словами.
Как… Прикоснуться к звезде, наверное и понять, что ты вот так запросто можешь держать ее в руках, а она не обжигает.
Невозможное ощущение, от которого мир вокруг сразу изменился, и даже воздух стал вокруг совершенно другим.
А после она долго гладила меня по волосам, глядя в глаза.
А я, все так же молча смотрела в ее.
Такие же, как у меня, - темные, серые, только большие.
И теперь уже мое сердечко колотилось так, что, кажется, могло бы вылететь из горла.
И вот тогда, в эти самые мгновения, мир вокруг меня начал заполняться красками. Яркими, цветными, настоящими. Такими, каких раньше никогда в нем не было. Постепенно, с каждым новым ее поглаживанием. С каждой новой черточкой в ее лице, которую я рассматривала. И до тех пор, пока она, наконец, не улыбнулась, а я, вдруг расплакавшись, не обхватила ее бедра, прижимаясь лицом к ее животу.
Что-то щелкнуло и изменилось.
Мы объединены по-настоящему. Мы – часть друг друга, - поняла я наконец окончательно. И вот тогда хлынули слезы. Жаркие, обжигающие. Первые слезы за всю ту мою сознательную жизнь, которую я себя помнила. Потому что плакать и поддаваться слабости там, где я росла – непозволительная роскошь.
Она по-прежнему так ничего и не говорила, - только вздрагивала всем телом, я это чувствовала. А потом, когда я, кажется, выплакала все слезы, сколько их во мне было, просто вытерла мои щеки теплой ладонью, - наверное, я до конца жизни будут помнить это прикосновение.