Ночь стиснула лес в объятиях так крепко, что обычному человеку не было бы разницы закрыть глаза или держать их открытыми — такая стояла темень. Даже великородные из рода Волка, которые видели в темноте, предпочли не удаляться далеко и составили тихий разговор в подлеске рядом с домом Таора. Из-за черных столбов деревьев виднелся силуэт его дома, где в паре окон приветливо горел свет.
— ...и она говорит, что ничего не получится, потому что я слишком хороший. Что мне надо делать, быть хуже? Это как? — горячился Дрей. Он только что расстался с Тайрой. Точнее — она с ним. И вот с такой «хорошей» формулировкой.
Морщась, Таор почесал пальцем горло и обронил только одно.
— Н-да. Хрень какая-то.
Подобное он выслушивал не в первый раз. Дрею с женщинами хронически не везло, сколько Таор его знал.
— Задрали они меня, брат... Чего им надо, не понимаю. Вроде все делаю, внимание, подарки, а они...
Он не договорил. Некоторое время они стояли молча. Дрей смотрел на небо, а Таор — на свои окна, где уже ждала его Аса.
— Н-да... — повторил он вслух, глядя на дом. По правде, Таору хотелось неприятный разговор уже бы и закончить. Что советовать, он не знал, потому что «хорошим» никогда не был, а сказать было нечего. И в целом обсуждать отношения друга со своей бывшей было неловко, будто холодную лягушку жрешь наживую, а она во рту шевелится, задевая перепончатыми лапками нёбо.
Он все же попробовал буркнуть нечто утешительное:
— Тайра так-то не идеал. У меня же с ней тоже не вышло. Ты уж не терзайся особенно...
— Да знаю, знаю... В дупло всё! — Дрей то говорил спокойно, то срывался, порыкивая. — Буду плохим! Хотят — получат!
Таор поднял брови.
— Что собрался делать, бродяга? Кучу посреди комнаты наложишь? Углы начнешь метить?
— Иди ты!
— Сейчас пойду, — примерно понимая чувства друга, Таор говорил спокойно. — Серый... Плюнь и разотри уже. Не по тебе эта баба, а ты не по ей. Никто тут не виноват. Ну что она с собой сделает? А ты с собой? Ну не сошлись. Бывает.
— Если б только с ней так, Таор! Со всеми одно и то же!
— Не ври, ты всех не пробовал.
Довод Дрея неожиданно чуть успокоил.
— Тут ты прав.
Они снова помолчали. Волки тихо подвывали тут, там.
— Свалю из города пока, — наконец обронил Дрей. Голос его звучал уже устало, без эмоций.
— Далеко? — поинтересовался Таор.
— В Каталгу. Брата деда след растаял в лесу. Загляну что ли... Повод есть.
«Растаял в лесу»: Волки говорили так о естественной смерти.
— Пусть лес помнит его следы... — традиционно отозвался Таор. — Тебе полезно будет прогуляться. Не бешуй только, а то опять придется тебе пасть рвать...
— Пусть лес помнит... Пошел ты. Не буду...
Они еще постояли вместе уже молча.
— Как Аса?
— Скоро уже, — коротко сказал Таор. Аса была на последнем месяце.
— Если не успею вернуться, передай от меня поздравления. Только приличные! Не вздумай брякнуть, что-нибудь в своем духе!
— Дрей.
— Что?
— Ты слишком хороший.
— Вот ты ублюдок.
— Зато я с тобой не расстаюсь.
— Вали уже... — Дрей все же хохотнул.
Лес смотрел на Волков свысока, шевелил листьями. Через несколько минут друзья, не прощаясь, разошлись.
Я проснулась странно счастливой. После стены собственной непроницаемой бесчувственности и безучастного оцепенения, окружавших меня в последние годы, ощущение было непривычным, странным: словно я сбросила лет двадцать и вернулась в детство. Тело казалось легким-легким; я не ощущала, что у меня почти нет возможностей, надежд; что молодость кончается; не чувствовала себя усталой, одинокой, ненужной... Меня вдруг окутал беспричинно-счастливый задор, в мареве которого до зуда захотелось сотворить что-то особенное. И я подумала о своем волшебном источнике.
«А не сбегать ли мне к нему как раньше?»
Ужасно не хотелось думать об уборке, о том, что нужно готовить завтрак, ухаживать за мамой, поднимать сына и прочих взрослых вещах... Шалость, зазудевшая в голове, сделала ее невесомой как одуванчик, разом вытолкнув взрослые заботы. На время превратившись в девчонку, я поспешно накинула на себя первое попавшееся платье. Утро было еще раннее, петухи едва пропели, а моя мама — дамиса Такари — предпочитала прослушать всех птиц в округе, и только после звала меня. Я решила, что успею. Прыская в руку от собственной неожиданной задумки, я прокралась по коридору дремлющего дома. Ступала тихо. Скрипучий пол, видно тоже не проснулся, потому что не издал ни звука, и мне удалось выскользнуть из задней двери без шума. Башмаки надевать и вовсе не стала — выскочила из дома босой. Перед выходом глянула в зеркало — глаза горят, губы улыбаются, коса полураспущена... Да и хвост с ней!
Трава под ногами влажно поскрипывала, отдавая приятной прохладой. За домом располагался двор, до краев заросший сорняками, под сенью которых едва выглядывали овощи. Полусонные куры едва слышно квохтали в сарае. Несколько широких прыжков по протоптанной тропке — и я оказалась за оградой. Оттуда уже кинулась к ручью, быстро минуя задние дворы соседей нашего небольшого села.
Солнце всходило медленно, нехотя. Небо, еще бледное после ночи, озарял нежный голубой свет, а в воздухе висели крошечные капельки тумана. Я торопилась, прыгая мимо толстых стволов тринейр, по корнями, влажным кочкам травы и через пару десятков минут, уже порядком запыхавшись, прибежала к истоку, спугнув ласку.
Исток бил из-под земли, образовав вокруг себя огромную лужу, окруженную тремя гигантскими тринейрами. Вокруг лужи густо и высоко росла трава, незаметно переходя в частый кустарник, через который я с трудом протиснулась — ветки дергали юбку, словно пытаясь задержать. Я тоже дергала юбку, и, ругаясь на ветки, настойчиво протискивалась к воде.
Я с детства считала исток волшебным. Все началось с подруги. Маленькая большеротая Ката, которая в этому времени превратилась в пухлую маму двух близняшек, а тогда была похожа на худого лягушонка по секрету сообщила мне, что исток слышит желания.
— Волшебный! Чтоб меня зайцы загрызли, Риска! — громким шепотом поклялась Ката, тараща на меня зеленые глаза, еще больше подчеркивающие ее сходство с лягушкой. — Я попросила, чтоб баба мне купила пирог и она... КУПИЛА!
Ката сделала многозначительную паузу, свидетельствующую о могуществе источника. Я с интересом слушала. Нам было лет по восемь тогда.
