Не голова, а колокол. И дятлы внутри. Поубивал бы. Почему так бесчеловечно ярко? Хочется зажмуриться, а никак, глаза закрыты. Свет бьет сквозь веки, пришлось закрыться рукой. Затекшее тело подмерзло, его ломило и выворачивало.
Очнувшись окончательно, он приоткрыл глаза: «Что со мной? Где я? И… кто я?»
Утро. Очередное утро. Наверное. Или уже день.
С первым вопросом – «что со мной» – разобрались. Похмелье с отягчающими обстоятельствами. Вчера вышел в отпуск, с друзьями отметили. Дома, когда добрался, добавил.
Дома. Ага. Жена. Дети. Почему так тихо? Разошлись по местам отбывания трудовой и образовательной повинностей?
Вот и второй вопрос отпал. Он – Михаил, печатник районной типографии. Отец троих детей, ныне отправленных на летний отдых. Обладатель квартиры на окраине, где уже много лет как рясой затягивалось постепенным благополучием болото, которое другие люди в других обстоятельствах зовут жизнью. Затягивалось, затягивалось… и затянулось. Оттого и похмелье, далеко не первое и не последнее.
Осталось узнать «где я». На родные пенаты холодное помещение не походило.
Взгляд скользнул по сторонам. Белый потолок, нервирующие люминисцентные лампы, кафель цвета обморока, простынка с лиловой кляксой печати…
Руки пробежались по груди. Потом по плечам, по бедрам, по пальцам… упс! Ни верхней одежды, ни нижней. Даже кольца обручального нет. Сволочи. Ничего нет. Вообще.
Вытрезвитель? Больница? На первое не похоже, опыт есть, а если больница – что случилось? И почему так нагло обобрали? Проблем захотели? Будут им проблемы.
Сброшенные ноги пола не достигли, а в черепе, едва корпус принял первую ступень вертикальности, зашумело. Сидеть, когда извилины водят хороводы, это вам не лежать. Стало ясно, отчего многие ракеты взрываются на старте. Видимо, ощущения те же. Потому и последствия. Ну положите обратно на стапели…
Как же гадостно во рту и мыслях. Трудно сфокусировавшийся взгляд упал на собственную ступню, глаза долго и бессмысленно таращились, не смея поверить: на пальце красовался клеенчатый номерочек.
До сих пор было зябко снаружи, теперь и внутри похолодело. Такие номерки выдаются в двух случаях: при рождении и наоборот. Первое отпадает за давностью лет и полной нелогичностью. Остается…
Морг. Все соответствует, если верить кино. И простынка, которой конфузливо прикрыт, и жесткая стальная каталка на колесиках, что используется врачами для перевозки тяжелобольных… или таких вот начинающих трупов, как он.
Но он жив! Лежак непотребно проскрипел что-то вслед рывком поднявшемуся Михаилу. Вокруг никого. На вешалке поник рукавами одинокий медицинский халат. Замечательно. Одеяние плаксиво треснуло на плечах, настроение взлетело, через миг любопытный нос был высунут за дверь.
Тоже пусто. Длинный коридор. Несколько запертых дверей. Потерявшие чувствительность ноги ступали по ледяному полу со стуком робота, мышцы деревянно скрипели, но Михаил упорно пробирался дальше, исследуя покинутое живыми здание.
Все закрыто, все выключено. Приятная новость: у входа кем-то забыты грязные резиновые сапоги.
Как же хорошо в обуви, даже мысли прояснились. И подкинули информацию: на улице – ночь, если верить виду за окном. Понятно, что все разошлись по домам.
Окно! Сладить с защелками и внутренними запорами оказалось плевым делом. Створка распахнулась, Михаил вкусно вдохнул, неуклюжий прыжок вынес его наружу.
Жена, наверное, уже с ума сошла. Впрочем… Если она в курсе, что его отправили в пристанище транзитных пассажиров совсем не на экскурсию…
Думать не получалось, мозг напоминал забытые на плите макароны: всё слиплось и подгорает. Инстинкт выживания орал: выключите меня или плесните водички! Водички не было. Только ведущая в реальность полоса асфальта, что во тьме казалась черной.
Черная полоса. Символичненько.
– Молодой человек! – раздалось из-за деревьев, мгновенно уведя от интересных размышлений.
«Это я-то молодой?» – порадовался Михаил.
В свои сорок с хвостиком… гм, с хвостом, еще крепкий, но прилично взрыхленный сбежавшими годами, он кроме пренебрежительного «мужчина» и окликательно-веселого «эй, дядя» ничего не слышал от созданий, подобных источнику приятного голоска. Созданием была молоденькая девушка – очаровательная, темненькая, но при том светло-яркая. В кофточке и не соответствующей обстоятельствам и времени суток мини-юбочке. Аккуратная, ароматная, аппетитная. А-а-абалдеть. Неважно, что начинается на «о». Если всё в жизни начинать, как велят правила, никогда ничего не начнётся.
Девушка крутилась около машины, которая, словно свинья в лужу, зарылась брюхом в непроходимую грязь. Видимо, ей (машине) там нравилось, просьбы выбраться самостоятельно свинский агрегат игнорировал.
– Вот. – Ночное чудное видение развело руками в направлении проблемы.
Странный наряд прохожего девицу не напугал, а лишь позабавил. Ночью, на пустой улице… Михаил на ее месте засел бы в салоне, заперся и не высовывался, пока пальцы лихорадочно набирали бы все имеющиеся службы помощи. Или друзей и родственников. Она же, видно, жизнью еще не ученая.
Сесть бы самому за руль, да враскачечку, благо, в армии всему научили… в свое время. Тогда этой машиновладетельной пигалицы еще на свете не было. Но: подумает, что угнать хотят или чего другое нехорошее. Поэтому…
– Подтолкнуть? – Ладони Михаила выразительно показали, как он собирается помочь.
Девушка собралась что-то сказать, корпус развернулся… Открытый рот так и остался открытым. Лицо уставилось на растопыренные ладони, выражение на нем менялось ежесекундно, а глаза Михаила с запоздалым самоуничижительным озарением уперлись во вздымающуюся грудку, четко обрисованную и идеально подходящую для случившегося жеста.
Едрить твою через пень-колоду, ругнулся он под нос, пока руки опускались.
Пострадавшая от коммунальной безответственности напряглась:
– Что-что?
– Садись в машину.
Чтобы скрыть смущение, сказал он это по-отцовски сурово, посчитав с высоты возраста, что имеет право.
– Зачем? – донеслось в ответ.
Как ей только права дали.
– Рулить будешь!
Зачем таких вообще за руль пускают? Он бы законодательно запретил женщинам водить, если на вопрос о результате приложения силы к не желающему слушаться объекту ответят неправильно. Потому что думать надо о застрявшем автомобиле, который надо толкать, а не о том, о чем они думают.
