Словно светлые блики на поверхности воды, где каждое движение придает новые оттенки, поэзия предлагает нам множество трактовок и интерпретаций. Но что на самом деле мы выбираем, когда погружаемся в мир стихотворных строк? Когда мы погружаемся в мир иллюзий. Каждое стихотворение, как живописный холст, дарит возможность «увидеть» и «услышать» его по-разному. Мы можем воспринять каждую строку с последовательностью ритма и звучания, но, обретая собственное значение, распускаем паутину ассоциаций, основанных на наших переживаниях и эмоциональном фоне. Наши чувства, досуг и даже настроение того дня формируют выбор – темное или светлое восприятие. Однако легко ли нам осознать, что за этим «выбором» скрываются не только желания, но и предвзятости, накладывающиеся на текст?
На первый взгляд, мы решаем, что именно запоминаем из прочитанного, какое значение придаем словам. Но в момент, когда строчки отпускали нас в свою бесконечную пропасть, мы могли стать пленниками собственных ожиданий и стереотипов. Стихотворение наполняет смыслом наши эмоции, а мы, в свою очередь, помещаем в него переживания, которые могли бы никогда не озвучить. Черпая вдохновение из пережитого, мы подчас не замечаем, как авторский замысел ускользает, затмеваемый нашими ассоциациями.
Таким образом, выбора нет, потому что поэзия становится взаимодействием авторского голоса и читательского восприятия, где каждый выбирает не самостоятельно, а по заданным шаблонам обыденной жизни, культурных кодов, личных историй. Именно эта тонкая нить между строками и нашими внутренними монологами создает иллюзию разнообразия. Чем больше мы читаем, тем глубже погружаемся в предлагаемые топосы, и тем легче теряем осознание свободы выбора в интерпретации. (Гурий Анисимов)
Власть суеты усталых городов,
Пришибленных от времени селений,
Бесчисленная смена поколений
Не добавляет мудрости богов.
Приход-уход, отравленный вопрос:
К чему? Зачем? Безмолвие не пишет
За гранью, где бескрайное не дышит,
Оставив на нетленность лишь запрос.
Замкнется круг, пришлЕц перед тобой
Иль тот, кто будет спаянным по крови,
Под страх той пустоты во взглядах вдовьих,
Когда треклятый век нагрянет на постой.
Осенняя весна, перевернув верх дном,
За цинковым окном в экстазе увяданья
На плечи ляжет неподъёмной данью,
Под хохот предзимы растаяв за углом.