История восточного вопроса начинается не в XVII в., как часто полагают. Чтобы понять суть проблемы, следует рассмотреть ее развитие от эпохи Древней Греции до событий современности.
В этом духе я и старался проследить изменение границ – духовных и политических – между Европой и Азией.
Европу я определяю как совокупность стран – наследниц древнегреческой культуры. Впервые европейский дух осознал себя в Греции в V в. до н. э. Он возник в противостоянии азиатам в дни Марафонского и Саламинского сражений, которые, освятив свободу Эллады, обеспечили на восемь веков независимость греческого, то есть европейского, духа. С тех пор понятие Европы непрерывно расширялось и развивалось, притом что изначальное его значение менялось не слишком радикально. Римская империя стала включением латинского элемента, а через него всего западного мира в греческую цивилизацию. Средневековое христианство было приобщением к той же культуре германского и славянского миров. Более близкие времена, наконец, представляют собой возвращение сформировавшейся таким образом цивилизации к ее духовным истокам, возрождение греческого научного духа в современной науке.
Определенная таким образом граница Европы с Азией сильно перемещалась на протяжении веков. Для афинянина V в. до н. э. она проходила между Милетом и Сардами, а обосновавшиеся на ионическом побережье греческие колонии были словно десантом эллинской цивилизации, высаженным для штурма азиатского континента. При Александре Македонском границы Европы, включившей в себя всю Переднюю Азию, внезапно оказались отодвинуты за Самарканд и Лахор, к порогу Центральной Азии и Индии. В эпоху греческих царей Бактрии, около 150 г. до н. э., долина Кабула, где скоро сложится невероятно плодовитая эллинистическая школа скульптуры, находится в Европе, точно так же, как в Европе находятся Антиохия и Александрия.
Эта экспансия не могла продолжаться на всех направлениях. За сто лет до Рождества Христова восточная граница Европы отступила от Инда к Евфрату. При последних Селевкидах, всю эпоху существования Римской империи и в первые века нашей эры, с 129 г. до н. э. по 649 г., Евфрат оставался разделительной линией между греко-латинской цивилизацией и восточным миром. По крайней мере, Ближний Восток к западу от Евфрата – Малая Азия, Сирия, Египет – все это время продолжал оставаться регионом непрерывной греческой традиции.
Но это политическое завоевание, эта духовная гегемония эллинизма в ближайших районах Азии имели неожиданные последствия – эллинистический мир проникся восточным духом. Начиная со II в. н. э. восточные религии, как семитические, так иранские и египетские, устремились на завоевание римского мира. В IV в. последние цезари копировали даже сам внешний облик восточных монархий. Византийская империя с многих точек зрения будет иранизацией, а с религиозной точки зрения семитизацией Римской империи и греческого духа. Поспешим добавить, что эти азиатские влияния Европа широко ассимилирует. Христианство утвердится в качестве наследника греко-римской культуры. Святая София, а затем наши соборы станут продолжением Парфенона; химеры Реймса возродят традицию Фидия. После большого духовного кризиса IV в. Европа продолжит существование.
Однако к моральному проникновению Азии в Европу, проникновению, определяющему основной характер Византийской империи, в середине VII в. добавится великий мятеж Азии, который называется ислам. Первая волна мусульманского завоевания накрывает Сирию и Египет. Область распространения эллинизма съеживается до Малой Азии. Александрия, с 332 г. до н. э. наследовавшая Афинам в качестве столицы эллинистической мысли, в 643 г. н. э. перестала составлять часть Европы. Европейские границы резко отхлынули от дельты Нила и Евфрата к Тавру.
На протяжении более двух веков (VII–IX) византийцы вели напряженную борьбу за то, чтобы уберечь от арабских вторжений хотя бы Анатолийское плато. Борьба эта малоизвестна, но тем не менее представляет первостепенный интерес для будущего нашей цивилизации. Что стало бы с Европой, если бы византийская дамба была прорвана, если бы мусульмане захватили Константинополь не в 1453 г., когда Запад достиг зрелости, а в 673 или 717 г.? Не был бы возможен никакой Ренессанс, поскольку европейская река оказалась бы отрезанной от греческого истока.
Кроме того, среди земель, затопленных арабской волной, сохранился христианский островок – Армения. Волны неоднократно накрывали его, но всякий раз он появлялся из-под воды снова, а при династии Багратидов сумел восстановить независимость (885–1045). Христианская земля, окруженная неверными, европейская колония, кусочек Европы, заброшенный в центр Азии, она упорно выживала, и в том ее огромная заслуга.
Сама Византия, на какое-то время ушедшая в глухую оборону, в X в. пережила блестящее возрождение военной мощи и перешла на всех фронтах в контрнаступление, в котором Никифор Фока, Иоанн Цимисхий и Василий II отвоевали Северную Сирию, включая великий город Антиохию, Эдесскую Месопотамию и Армению.
И все же эта «романская» реконкиста была более блистательной, нежели прочной. В середине XI в. обрушилось новое мусульманское нашествие, еще более грозное, чем первое, – нашествие турок-сельджуков. Арабы деэллинизировали и ресемитизировали лишь Сирию, Месопотамию и Египет. Турки же деэллинизировали и туранизировали большую часть Малой Азии. Менее чем за двадцать лет, с 1054 по 1081 г., Анатолийский полуостров стал новым Туркестаном, границы Европы отступили от Армении к Босфору, турки дошли до Никеи. События 1453 г. могли произойти уже в 1081 г.
Вмешательство Запада изменило ход истории. Чтобы сменить на посту пошатнувшуюся Византию, чтобы отбросить Азию от европейских передовых линий, Запад пришел в движение и организовал крестовые походы.
С XII по XV в. западные народы, в первую очередь французы и итальянцы, колонизировали Левант, то есть (в хронологическом порядке) Сирию-Палестину, Кипр, приморскую часть Балканского полуострова, особенно континентальную и островную Грецию, даже Крым. Их влияние ощущалось также в армянском царстве Киликия, считавшем за честь подражать нашим феодальным институтам.
Это была первая колониальная экспансия Запада. Вначале ее причиной, потом, по крайней мере внешним предлогом, был религиозный порыв, а более прочными мотивами – жажда территориальных захватов у французских баронов и коммерческий интерес у итальянских морских республик. Она опиралась на мощные духовные рычаги, на побуждающие к действию идеи: освобождение Гроба Господня, покорение христиан-«схизматиков» власти римского папы. Материальные причины были не менее сильными: потребность обновленной молодой Европы в расширении, поскольку переполняемое энергией рыцарство мечтало о приключениях, но таких, что приносят выгоду; экономический и морской империализм республик, также переполняемых жаждой действия, способных, даже в еще большей степени, чем бароны, составлять долгосрочные масштабные планы.
