Моим родителям посвящается…
Самое жаркое место в аду уготовано тем, кто в пору нравственного испытания предпочитает оставаться в стороне.
Факты:
Все произведения искусства и литературы, а также исторические события, упоминаемые в этом романе, реальны.
Консорциум – частная организация с отделениями в семи странах. Ее название изменено из соображений безопасности и конфиденциальности.
Инферно – преисподняя, изображенная в эпической поэме Данте Алигьери «Божественная Комедия» в виде сложно организованного загробного мира, населенного бестелесными душами, заключенными между жизнью и смертью.
Пролог
Я – Призрак.
За мной – мир слез, страданий и мучений,
За мною – скорбь без грани, без конца,
За мной – мир падших душ и привидений[1].
Я бегу, задыхаясь, по берегу реки Арно… поворачиваю налево на улицу Кастеллани и направляюсь на север, держась в тени галереи Уффици.
Но они по-прежнему не отстают.
Они гонятся за мной с дьявольским упорством, и их шаги звучат все ближе.
Они преследовали меня долгие годы.
Своим упорством они загнали меня в подполье… заставили жить в чистилище… мучиться под землей подобно хтоническому зверю.
Я – Призрак.
Здесь, на поверхности, я обращаю взгляд на север, но не могу найти прямого пути к спасению… ибо первые проблески зари закрывают Апеннинские горы.
Я прохожу позади дворца с его зубчатой башней и часами с одной стрелкой… осторожно проскальзываю между первыми уличными торговцами на площади Сан-Фиренце с их хриплыми голосами и дыханием, наполняющим воздух запахом сычуга и жареных маслин. Не доходя до замка Барджелло, я сворачиваю на запад к башне Бадия, и, наконец, передо мной дверь из железных прутьев у основания лестницы.
Здесь места страху нет!
Я поворачиваю ручку и вступаю в проход, понимая, что возврата оттуда уже не будет. Я с трудом заставляю себя переставлять налившиеся свинцом ноги по закрученным спиралью узким и стертым от времени мраморным ступеням.
Снизу доносятся голоса. Они взывают ко мне.
Они уже совсем близко и вот-вот меня настигнут.
Они не понимают, что грядет… не понимают, что я для них сделал!
Неблагодарная земля!
По мере того как я поднимаюсь, меня обступают видения… тела распутников, корчащихся под огненными струями, души чревоугодников, тонущие в нечистотах, вероломные злодеи, застывшие в ледяных объятиях Сатаны.
Я поднимаюсь по последним ступенькам и, обессиленный, оказываюсь на верхней площадке, чувствуя, как влажен и прохладен утренний воздух. Я устремляюсь к стене в человеческий рост и смотрю сквозь проемы в ней на раскинувшийся далеко внизу благословенный город, служивший мне убежищем от тех, для кого я стал изгоем.
Голоса приближаются и становятся все громче.
– То, что ты сделал, безумие!
Безумие порождает безумие.
– Ради всего святого! – молят они. – Скажи, где ты его спрятал!
Но именно ради всего святого я этого не сделаю.
Я стою в углу, прижимаясь спиной к холодному камню. Они вглядываются в мои ясные зеленые глаза, и их лица мрачнеют – теперь от уговоров они переходят к угрозам.
– Ты знаешь, что у нас есть разные методы. Мы можем заставить тебя сказать, где это.
Вот поэтому я и забрался на такую высоту.
Не говоря ни слова, я поворачиваюсь, хватаюсь за край стены и залезаю наверх – там выпрямляюсь и стою, пошатываясь, над пропастью. Веди меня, Виргилий, путей не разбирая… С тобой мне не страшна пучина зол…
Не веря своим глазам, они бросаются ко мне, хотят схватить за ноги, но боятся, что я потеряю равновесие и сорвусь вниз. В отчаянии они снова переходят к уговорам, но я отворачиваюсь. Я знаю, что должен сделать.
Подо мной, в головокружительной дали, красные черепичные крыши похожи на языки пламени, освещающего эту чудесную страну, по которой некогда бродили гиганты… Джотто, Донателло, Брунеллески, Микеланджело, Боттичелли.
Я подвигаюсь к самому краю.
– Слезай! – кричат они. – Еще не поздно!
Упрямые невежды! Неужели вы не видите будущего? Неужели не понимаете всей красоты моего творения? Его необходимости?
Я с радостью принесу эту жертву… и тем самым лишу вас последней надежды найти то, что вы ищете.
Вам ни за что не отыскать его вовремя.
Мощенная булыжником площадь в сотнях футов подо мной манит, словно райский оазис. Как же мне хочется еще пожить… но время нельзя купить даже на все мои несметные богатства.
В эти последние секунды я смотрю на площадь и вдруг вижу пугающий образ.
Я вижу твое лицо.
Ты смотришь на меня из теней. Твои глаза полны скорби, и все же я вижу в них уважение к моим свершениям. Ты понимаешь, что я лишен выбора. Ради любви к человечеству я должен защитить свой шедевр.
Он набирает силу даже сейчас… ждет… бурлит под водами кровавыми лагуны, которые вовек не отражают звезд.
И вот я отрываю от тебя взгляд и устремляю его на горизонт. Высоко над этим истерзанным миром я возношу свою последнюю молитву.
Боже милостивый, молю, чтобы мир считал меня не чудовищным грешником, а чудесным спасителем, которым, Ты знаешь, я являюсь на самом деле. Я молюсь, чтобы человечество поняло, какой дар я ему оставляю.
Мой дар – будущее.
Мой дар – спасение.
Мой дар – Инферно.
Я шепотом произношу «аминь»… и делаю последний шаг – в небытие.
Глава 1
Воспоминания всплывали медленно… как пузыри из глубин бездонного колодца.
Женщина с вуалью.
Роберт Лэнгдон смотрел на нее через реку, чьи воды бурлили кровью. Женщина неподвижно стояла на другом берегу, повернувшись к нему, но ее лицо скрывала вуаль. В руке она держала узкую головную повязку из синей ткани, которую затем подняла, отдавая дань уважения морю мертвецов у своих ног. В воздухе витал запах смерти.
Ищите, прошептала женщина. И обрящете.
Лэнгдон услышал слова, будто они прозвучали у него в голове.
– Кто вы? – крикнул он, но не услышал своего голоса.
Время уже на исходе, прошептала она. Ищите и обрящете.
Лэнгдон шагнул к реке, но увидел, что перейти ее вброд не сможет – кроваво-красные воды были слишком глубокими. Когда он снова поднял взгляд на женщину с вуалью, тел у ее ног стало гораздо больше. Их было уже сотни, а может, и тысячи; некоторые, еще живые, корчились в агонии и, умирая в жутких муках… поглощались огнем, захлебывались в испражнениях, пожирали друг друга. По воде разносились скорбные крики и вопли людских страданий.
Женщина двинулась к нему, протягивая тонкие руки, словно взывая о помощи.
– Кто вы?! – снова закричал Лэнгдон.
В ответ женщина медленно убрала с лица вуаль. Она была поразительно красива, но старше, чем сначала показалось Лэнгдону – наверное, лет шестидесяти с небольшим, – при этом величественная и статная, словно неподвластная течению времени скульптура. Волевой подбородок, глубокий проникновенный взгляд, длинные серебристые волосы спадают на плечи локонами. На шее амулет из лазурита – змея, обвившая посох.
