* * *
– Эрос, почему ты меня не любишь? Эрос, очнись! Я к тебе обращаюсь!
– Отвяжись, Ален! Что-то ты сегодня чересчур озабоченная.
– Дурак! Я совсем про другое… Кондрат, почему он меня не любит?
– Любовь, Ален, это музей. А кому сегодня нужен музей? Саркофаг для исторических безделушек, склеп культурного фетиша…
– О-ё-ёй, какие мы умные!
– …Кунсткамера выродившихся страстей. Один прикольный чувак, Малкольм Макларен, однажды сказал… Ален, ты знаешь такого старика?
– На фиг он мне сдался! Тем более раз старик – значит, музей. Да еще, наверное, едва ходячий.
– Хм, верно, Ален. Один-один. И все ж погоди на фиг посылать. Макларен – первый продюсер «Секс Пистолз»…
– Боже, храни королеву!
Ведь это фашистский режим.
Он сделал из тебя болвана – Потенциальную водородную бомбу.
Боже, храни королеву…
Жаль, «пистолеты» давно почили в бозе. Эх, сейчас бы их к нам!
– Неправда, Эрос. Это Сид Вишес ушел в мир иной, закачал себе слишком много «Герасима», а старички еще барахтаются. И главным у них был вовсе не Сид, а Джонни Роттен…
– Джонни Гнилой и Сид Зловещий – закадычные дружки. Ха-ха, прямо, как мы!
– …Но неважно. Мне «Секс Пистолз» по барабану. Тоже музей. Здесь я полностью согласен с Ален.
– Так что же сказал Макларен?
– Примерно следующее: музеи – это полный отстой, а подлинным искусством сегодня является шопинг – походы по магазинам.
– Интерактивное искусство: ты – мне, я – тебе…
– Верно, Эрос.
– Чушь собачья.
– Нет, Ален, это так. Витрины, прилавки, распродажи – разве это не инсталляции? Не экитн?
– Может быть.
– А вот чтобы традиционное искусство отвоевало место под солнцем, потеснило соперников, хоть те же магазины… Искусство должно, оно просто обязано преступить закон. Причем закон не только в самом искусстве, но и в этике, в человеческих коммуникациях, окружающей среде, религии, наконец…
– И что это будет? Беспредел какой-то!
– Антиискусство, Ален. Всего лишь навсего. Начало начал. Антиживопись, антиклассика, антиопера…
– …Антивера, антимир, анархия!
Я анти-Христос.
Я анархист.
Не знаю, чего я хочу,
Но знаю, как это получить.
И хочу уничтожить прохожего,
Потому что хочу анархии!..
– …Антинадежда, Ален, антимечта!
– …Антилюбовь.
– Ха-ха-ха! Молодец, Ален, быстро схватываешь!
– Эрос, я тебя антилюблю.
– Это как?
– Да никак. Вот что я скажу вам, парни: отстой не музей, а эта ваша антивера и антилюбовь. Я хочу обычной, бабьей, любви. С ухаживаниями, цветами, ночными свиданиями и поцелунками. С наглыми приставаниями, черт побери!.. Я еще не испытала, а меня уже воротит от любви вне закона. От любви без правил. Без будущего. А я хочу, чтоб родители благословили меня…
– Ален, но это же старомодно!
– Пусть! Но я хочу, чтоб Эрос обнял меня, взял на руки, и не потому, что антивлюблен… или вколол какую-нибудь гадость, или накурился. Или проглотил якусь пилюлю, от которой душа поет и летает, и готова закохатыся в будь-яку жинку. Но время действия пилюли закончится, и Эрос снова будет пялиться на меня отмороженным взглядом. Хочу, чтоб «термін дії більше не діє»!
– Ну-ну, выбирай выражения!
– А что, разве неправда, Эрос?!
– Хм, почти семейная сцена: милые бранятся…
– Ну вы, блин, и орете! Возле подъезда слышно.
– A-а, Палермо, наконец-то. Если бы ты знал, как меня эта парочка достала. Ведь они все делают вопреки – любят друг друга, а утверждают обратное. Сплошная антилюбовь… Слышь, Палермо, есть у меня идея. Пошли на кухню, погутарим. Я как раз холодного пива припас.
– А эти?
– Пусть лаются. Мне, кстати, под их разборки лучше думается. Так вот, моя идея… Помнишь Гемоглобов?
Гемоводы и транскабели пришлось пустить прямо по наружной стене дома – от форточки к форточке протянулись лианы черных и совершенно прозрачных кабелей. Вот это было зрелище! Точнее, обещало быть. Предвкушая картинку, которая скоро станет достоянием сотен людей, Кондрат Гапон, улыбаясь, потирал руки. «Представляешь, что подумает пипл?» – глядя на Эроса, Кондрат презрительно ухмыльнулся. Не выдержав его взгляда, Эрос отвел глаза. Хотя знал, что Кондрат не презирает его. Точнее, не его презирает… «Что по проводам течет томатный сок? Или гранатовый?» – осторожно предположил Эрос. «Как же, гранатовый, по шесть гривен за литр. Нет. Пипл решит, что по трубкам течет кровь. Много крови! И испугается, откажется поверить в то, о чем невзначай догадался». Кондрат крепко сжал губы – казалось, навсегда. И лишь в уголках рта, подобно осколкам разбитого воинства, сохранились остатки его перченой улыбки. Будто в черный шоколад добавили горький соус «чили». Будто Гапон был сплошь из шоколада, отравленного перченым соусом… «Представляешь, что почувствует пипл, когда узнает, что это и вправду кровь? Кровь течет по стенам их родного дома», – Кондрат ухмыльнулся в другой раз, и приятели разошлись по домам.
Идея эта пришла, разумеется, Кондрату. Идея реанимировать Гемоглобов – интернет, в котором вместо бесполых, выхолощенных байтов гоняет живая кровь. Непредсказуемая, одержимая свойственными лишь одной ей тайнами, бежит кровь гемов – пользователей Гемоглобова. На вопрос «на фига все это?» Кондрат, немного заведясь, но продолжая улыбаться шоколадно-перченой улыбкой, ответил. Сказал будто постановил: «Шоб пипл не расслаблялся. Но главное, штоб вы всегда были начеку. Сечете, о чем я толкую? Чувства ваши мертвеют быстрей, чем растут ваши ногти. Чувства немеют, безнадежно немеют и совсем скоро не смогут заявить о себе. Будет смешно – а вы даже не улыбнетесь. Станет страшно – но вы пройдете мимо, бесчувственные, как глиняные истуканы. Эрос, у тебя уведут Ален, а ты и не вспомнишь про ярость, не проклянешь, не покаешься. Всех вокруг поразит чья-то красота или безобразие, а у вас даже подозрение не возникнет, что рядом что-то произошло… Душа немеет, пацаны, как рука, которую вы неудачно отлежали во сне. Дух бьет тревогу, не в силах найти подтверждения собственной значимости. Сначала бьет в колокол, а затем затихает. А душа, не испытав должного набора ощущений, мертвеет. Немеет, дрянь такая…
Так какого черта, пацаны?! Что за жизнь без значения? Без острых, колких, резвых, резвящихся чувств – разве это жизнь? Да, Ален?»
Тряхнув светлой, как вся она, шевелюрой, Ален кивнула. Она понимала, о чем говорит Гапон, но не верила ему. Отказывалась верить. В ее сердце еще предостаточно пороха. Пусть только пожелает ее Эрос, она, не задумываясь, с радостью рванет свою пороховую мышцу. Вот тогда ее чувства разлетятся окрест! Хватит надолго и многим…
Эрос неосознанно взял Ален за руку. Но взгляд его, даже не коснувшись воздушных локонов девушки, беспрепятственно проникнув сквозь оконное стекло – в ту минуту Ален подумалось, что такое по плечу только ее возлюбленному, – не отягощенный заботами и любовью, терялся в розовато-синей дали. Вечер заманивал солнце за горизонт – солнце не ломалось, послушно закатывалось, как закатываются глаза у отдающейся… Ален встала против окна; возникший за ее головой протуберанец играл, золотил ее волосы. Лишь однажды, скосив на девушку взгляд, Эрос вздохнул: «Женщина, облаченная в солнце». И отпустил руку.
