Ольга Владимировна недовольно смотрела на меня, размешивая в кружке с чаем три ложки сахара. Меня слегка передернуло, когда я представила, каким приторно-сладким будет этот напиток, но о вкусах не спорят.
– Нет, ну ты же не думаешь, что мы с твоим отцом будем оплачивать тебе обучение?
– На вас я и не рассчитывала, – вежливо ответила я, хотя больше всего хотелось треснуть ей по лбу. – Но мой отец, как мой законный представитель, мог бы и озаботиться тем, чтобы дать мне образование. Разве нет? Вроде, так поступают все нормальные родители.
– А я тебе в сотый раз повторяю, – повысила голос мачеха. – Если ты сама не озаботилась своим будущим, то какой с отца спрос? Восемнадцать исполнилось? Имеем полное право больше не тащить тебя на своих шеях. Конечно, выгонять из дома тебя никто не собирается…
– Было бы очень странно выгнать меня из квартиры, половина которой принадлежит мне по закону, – напомнила я.
– Ты тут мне законами не козыряй, – взвизгнула мачеха, но тут же взяла себя в руки. – Конечно, мы с отцом любим тебя, не дадим пропасть, но ведь наши возможности не безграничны!
Этот разговор повторялся с завидной периодичностью весь последний месяц. Мачеха тактично намекала на то, что закончилось мое детство, а вместе с ним и финансирование, а я пыталась отвоевать свое право на получение образования.
Весь месяц, пока я ждала результатов зачисления хоть в какой-нибудь захудалый вуз, Ольга Владимировна капала мне на мозги и призывала “слезть с шеи родителей”, найти работу “да хоть кассиром в супермаркете”, снять квартиру, потому что “нужно вовремя сепарироваться”, и вообще провалиться сквозь землю и больше никогда не тревожить ни ее, ни отца, ни Алину.
Алина. Алиночка. Алинусик. Моя сводная сестра, с которой мы могли бы стать лучшими подругами – что за разница в возрасте, каких-то пару лет? Но не стали. Потому что Алиночка – мамин сладкий пирожочек, а я – хомут на шее моего отца и напоминание о том, что когда-то он был счастлив с другой женщиной.
Почему это не работало в случае с Алиной, которая тоже была дочерью какого-то совершенно постороннего для нас мужика? Вы не понимаете, это другое.
А еще Алиночка маленькая, а я – большая. Так говорили мне с самого первого дня нашего знакомства. Маленькая, поэтому я должна за ней присматривать. Я же на целых два года старше!
Маленькая, поэтому я должна делиться своими куклами. Это ведь несерьезно, в моем-то возрасте играть в игрушки!
Маленькая, поэтому я должна во всем уступать мелкой занозе, а уж если не уступила и довела до слез…
Самое противное, что Алинка вовсе не была врединой. Когда мы только начали жить вместе, и она поселилась в моей комнате, я даже обрадовалась внезапной сестренке. И она была совсем не прочь подружиться. Да вот только Ольга Владимировна изо всех сил подчеркивала ее, Алиночкину, ценность, а моя роль в этом доме быстро свелась к няньке. Алинка, не будь дурой, шустро поняла своим детским хитрым мозгом, какое счастье свалилось ей на голову, и стала совершенно беззастенчиво пользоваться положением почетной гостьи, а потом и вовсе вошла во вкус и стала манипулировать, как самый настоящий психопат.
Словом, дружба не сложилась.
И теперь, когда встал вопрос о том, куда мне пойти после школы, Ольга Владимировна довольно определенно обозначила – подальше от этого дома.
Высшее образование в планы мачехи не входило. Мое высшее образование. Потому что тогда пришлось бы пожертвовать Алиной.
Не смотря на то, что с Алинкой усиленно занимались репетиторы, на которых для меня денег почему-то не нашлось, любящая мать была не очень-то уверена в успехе своей обожаемой дочки, а уж ее-то она не оставила бы без диплома. Двоих студентов наш скромный семейный бюджет не предусматривал, поэтому решено было помочь именно Алиночке.
Да-да, по тем же соображениям, что и раньше, – маленькая, славненькая, надо уступать.
Это было чертовски обидно. Чертовски.
Да, из квартиры меня никто не выгонял. Да и не смогли бы. Но мачеха недвусмысленно давала понять, что ждет от меня вклада в семейный бюджет, потому что “кормить здоровую взрослую лошадь до пенсии” не собирается.
Где в этот момент был мой отец? А где они обычно бывают, когда начинаются “эти бабские разборки”?
Я не стала продолжать бессмысленный спор с Ольгой Владимировной. Надела кроссовки, схватила рюкзак с полки и вышла из дома.
На улице бушевало лето. Август выдался жарким, с душными теплыми ночами, каких у нас в Сибири не бывает и в июле. Я всегда любила такую погоду, но сейчас настроение просило дождя – спрятать злые горькие слезы отчаяния.
Почему жизнь так несправедлива? Почему у Алины есть мама, которая готова порвать за нее любого, а у меня есть только отец, который даже палец о палец не ударит, ведь заботы о детях он доверил своей жене?
Почему мне не хватило буквально пары баллов, чтобы поступить на бюджет, хотя я училась неплохо?
Почему теперь я должна прыгнуть из детства сразу во взрослую жизнь, полную забот и хлопот, а вся радость студенчества пройдет мимо меня?
Я свернула с оживленной улицы во дворы, подальше от любопытных глаз, прошла немного вглубь и нырнула в гаражный массив. Тут почти никогда не ходили люди, лишь изредка шныряли маргинальные субъекты, но они меня не тревожили. За годы моих прогулок здесь они уже успели привыкнуть ко мне и не пытались обидеть.
Именно тут я полюбила проводить свое свободное время – в одиночестве и тишине.
Дверь одного из гаражей была слегка приоткрыта – ничего особенного, всего лишь кто-то из автолюбителей надумал подремонтировать свою “ласточку”, а может, дачники решили забить погреб соленьями.
Ноги привычно несли меня вдоль одинаковых гаражных ворот, а потом…
***
– Потом я ничего не помню.
– То есть, ничего?
– То есть, ничего, – подтвердила я. – Очнулась уже здесь, под писк приборов. Поняла, что нахожусь в больнице. На мои вопросы никто не отвечал. Сказали, что всему свое время, позже обязательно расскажут все, а пока мне надо отдыхать.
Мужчина в белом халате задумчиво побарабанил пальцем по больничному подоконнику.
Я находилась здесь уже три дня, чувствовала себя отлично, и не могла понять, почему меня до сих пор не выписали.
Ольга Владимировна с отцом навестили меня в самый первый день, принесли мой телефон с разбитым пополам экраном, который каким-то чудом сохранил способность звонить, а потом решили, что у них есть дела поважнее, чем торчать у меня в палате.
В принципе, я была довольна – покой и тишина меня радовали. И никакой Алины – уже прекрасно.
– Ну так что? – напомнила я о себе. – Меня выпишут?
– А? – очнулся посетитель. – Да, выпишут. Сегодня. Но я к вам не по этому вопросу.
