Я всегда любил скорость, любил это волнующее чувство единения со своей машиной, когда ты с ней становишься словно одним единым целым. Ты нажимаешь на педаль газа и чувствуешь как твоя машина оживает, как огненное топливо бурлит по ее венам, наполняя своей силой ее двигатель. Эта мощная волна увлекает тебя за собой, вдавливая в водительское кресло твое молодое, крепкое, полное сил и энергии тело. Скорость в сочетании с молодостью – это безумие и смелость, а также безрассудность поступков, помноженные на веру в бесконечную удачу. Сколько себя помню, я всегда ездил быстро. Мне часто казалось, что все другие машины на моем пути специально едут медленно, вечно «тошнят» передо мной в левом ряду, слишком резко тормозят в поворотах, а еще почти до минимума снижают скорость в городе. Я никогда не понимал этого, извечно задавая себе один и тот же вопрос: «Зачем нужно ехать 40 километров в час, когда можно 80, а то и больше, дорога ведь позволяет?». На что вы мне конечно же возразите: «Постой –ка, но ведь есть же правила дорожного движения, там все прописано». И я соглашусь, но дело в том, что все эти правила были придуманы почти сто лет назад, когда и машин то толком было, люди ездили на каких-то тележках с двигателями от мопедов. Сейчас же все по-другому – дороги и машины стали совсем другими, поэтому и скорости гораздо выше. Когда я еду на своей новой машине, то немногие могут меня обогнать. А если кто-то вдруг обгонит, то я могу догнать этого наглеца и наказать его за дерзость. Мне всего двадцать с небольшим, но у меня уже есть все о чем другие могут только мечтать, а впереди меня ждет долгая, беспечная жизнь, которая иногда так быстро заканчивается.
Такое чувство, что мне 12 лет и я снова оказался в своей старой школе. Вокруг меня опять были эти стены, окрашенные в тусклый, безжизненный, бледно-синий цвет, а над головой потемневший от времени грязно-белый потолок. Дополняли картину всеобщего уныния старые, деревянные двери и оконные рамы с облупившейся и потрескавшейся во многих местах белой эмалью краски. От таких видов мне стало не по себе и хотелось как можно скорее покинуть это ужасное место. Сделать это конечно же можно, но я прошел долгий, тяжелый путь чтобы оказаться здесь, а значит глупо будет сейчас струсить и сбежать, когда до моей цели остался последний шаг. Я жажду исполнения своей мечты как можно скорее. Но меня сковывал страх, поэтому я застыл в ожидании чего-то, что должно вот-вот случиться, осознавая чувство своей беспомощности перед тем, что меня ждет.
В одиночестве я стоял на первом этаже старого трех-этажного здания с высокими потолками, судя по всему когда-то давно служившего особняком какому-нибудь богатому графу или князю, а затем, уже во времена когда все и всё стали равны, превращенному в детский приют. Внутри это здание давно утратило свой помпезный вид и богатое убранство, поэтому о былом величии прежних владельцев напоминали разве что остатки лепнины на потолке и массивная лестница в самом центре, уходившая куда-то на верхние этажи. Я находился здесь уже порядочно времени, мысленно снова и снова мучая себя вопросами, на которые не так легко было найти ответы. Мои мысли в тот момент были сумбурны. Я задавал себе вопросы и сам отвечал на них: «Она сказала, что скоро приведет его. А я даже не знаю, что ему сказать при встрече? А вдруг он меня узнает, вдруг вспомнит, что же будет тогда? С трудом верится, но все же что мне тогда делать в таком случае? Что мне ему сказать? Соврать? Наверное да, пока что другого варианта у меня нет. Будем надеяться, что он меня не вспомнит». На какое-то время я вроде бы немного успокаивался, но затем снова и снова начинал мучительно перебирать в своей голове варианты развития событий своей предстоящей встречи. «А что если он меня все-таки где-то видел? Может быть ему показывали мое фото? Нет, это невозможно, – отмахивался я от этой мысли, – Бред какой-то, кто бы ему здесь что показывал, к тому же прошло столько лет. Как же все это муторно. Сколько же мне еще ждать? И почему здесь так пусто ? Где все люди?». Мысли проносились в моей голове с огромной скоростью, выстраиваясь в цепочки событий, людей, встреч и разговоров. Сколько же сотен, а может быть тысяч раз я представлял себе эту предстоящую встречу, но не так и не смог избавиться от страха провала, страха какой-либо ошибки, какого-то очень мелкого косячка, который внезапно выяснится и разрушит все то, что я смог придумать и сделать до этого.
– Нет, он не может меня помнить, ведь он никогда меня не видел, – пытался успокоить я сам себя.
Но другой – странный, насмешливый голос в моей голове парировал:
– А почему нет? Мог. По телевизору или в газетах.
– Но откуда? – спрашивал у него я, – Ведь прошло столько лет, я даже сам иногда с трудом узнаю себя на старых фотографиях?
– Ты сам все знаешь, – отвечал мне голос, – Невозможно полностью стереть прошлое.
Мои губы беззвучно шевелились в этом безумном диалоге, поэтому со стороны я наверное был похож на городского сумасшедшего. Занятый своими мыслями, я вдруг почувствовал на себе чьи-то пристальные взгляды, поднял глаза и увидел, что слева от меня, за стеклами большого, не то окна, не то двери, снаружи здания столпились дети. Их было много, разных возрастов, мальчики, девочки. Все они пристально смотрели на меня, пытаясь поймать мой взгляд своими глазами. Те что помладше – больше смотрели со страхом, некоторые с любопытством и даже с почтением, а те кто постарше нагло, насмешливо и даже с вызовом. Но в целом во всех их взглядах читался один немой вопрос: «Что этот странный человек забыл здесь, в этом детском приюте, на задворках человеческой жизни?». Наша молчаливая дуэль взглядов была прервана появлением дежурного воспитателя этого приюта. Увидев толпу детей за окном, эта мрачная женщина резко махнула им своей рукой, после чего всех случайных зрителей сразу же как ветром сдуло, видимо ее авторитет здесь был непререкаем. Да и по внешности эта женщина-воспитатель выглядела весьма внушительно: высокая, рослая, со стальным взглядом. Как и те странные дети за окном, она очень долго и пристально рассматривала меня. А я сразу же подумал, что эта женщина воспитатель чем-то напоминает мне Бабу Ягу из одной старой детской сказки. Она была даже одета схоже – в длинную черную юбку и коричневую толстую вязаную кофту с высоким воротником. А ее лицо – худое, вытянутое, с большими впалыми глазами и длинным, прямым носом. Воспитатель не представилась мне, видимо считая это ниже своего достоинства. После некоторой паузы, она строго сказала:
