…пора перестать ждать неожиданных подарков от жизни, а самому делать жизнь.
Л. Н. Толстой
Человек залез на пьедестал,
Миг прошел, и он упал.
К. Даян
В мае дни стояли солнечные, тёплые. Зазеленели деревья свежей изумрудной листвой. Молодые берёзки во дворе Кремля опушились, стояли нарядные. Вершины их тянулись к бездонному голубому небу, а ветви, как девичьи косы, опускались почти до земли. Еще клейкие листочки трепетали на легком ветерке.
Григорий Отрепьев стоял у раскрытого окна, задумчиво разглядывая деревья: белоствольные, стройные, своей красотой, свежестью и трепетом напоминали они ему невест. Он улыбнулся, подумал: «Будто моя Марина. Так же красивы и величавы».
Настал день, которого он очень долго ждал. Завтра Марина Мнишек станет его женой. Больше года уже прошло после их обручения, и даже тогда, когда он бросил к её ногам целое царство, она не торопилась за него замуж. Вела себя очень капризно, постоянно требовала от него подарков, даже получение в удел Псковских и Новгородских земель, вместе с думными людьми, дворянами, духовенством, с пригородами и сёлами, не устраивало ее.
Но и это было ещё не всё. За год Григорий должен был перевести всю православную Россию в католическую веру. Если же он нарушит свое обещание, Марина вправе будет развестись с ним и вновь выйти замуж. При этом земли, пожалованные им, и доходы с них сохраняются за ней. Совершенно потеряв голову из-за любви к этой женщине, он, надеясь неизвестно на что, обещал повысить в чинах родственников своей невесты. В прошлом Григорий Отрепьев, а ныне царь всея Руси Дмитрий Иванович – самодержец Российский, уже просто озолотил всех родственников Марины, а они всё требовали и требовали от него подарков, должностей и земельных угодий. Юрий Мнишек, отец Марины, и вся шляхта вели себя дерзко не только на улицах Москвы, но даже с ним, с самодержцем, постоянно напоминая ему, что царём он стал с благословения польского короля Сигизмунда, от него он получил деньги на осуществление своего дерзкого плана. Вся эта нищая шляхта уже не на шутку надоела Григорию, в основном это были обнищавшие шляхтичи: много спеси – пустые карманы. Они с самой Польши сопровождали его и доставляли ему немало беспокойства своей неудержимой разгульной жизнью, но от них ему некуда было деться. Они были нужны ему. Нужна была опора, сила, которая бы помогла ему удержать власть. Василий Шуйский со своими сторонниками был ему не опора. Он понимал, что эти люди выжидают, когда покачнётся его власть, и они захотят овладеть ею сами. Наблюдая исподтишка за боярами, особенно за Шуйскими, он видел, что те только притворяются покладистыми, потому что замечал, как они переглядываются да шепчутся, кося на него недобрые взгляды. Всё он понимал, но сделать ничего не мог, и это беспокоило его, вгоняло в смятение и вселяло неуверенность. Ему не на кого было опереться, даже посоветоваться не с кем. Один – при всей своей власти. Надеялся, что, женившись на Марине Мнишек, он приобретёт не только жену, но, прежде всего, помощника и человека, который его поймёт, поможет приобрести уверенность.
В опочивальню, где находился государь, поскреблись. Дверь приоткрылась, показалась голова спальничего Алексея. Это был уже немолодой придворный, с густой копной рыжих вьющихся волос, со смышленым взглядом бегающих зелёных глаз. Он вопросительно смотрел на Отрепьева. Григорий повернулся. С виду он был неказист: малорослый, но широк в плечах, с сильными руками разной длины. На круглом лице самозванца не росли ни усы, ни борода. Прямые светлые рыжеватые волосы, нос башмаком, на лице бородавки. Но за довольно отталкивающей неказистой внешностью скрывалась страстная, властолюбивая натура.
Оторвавшись от своих размышлений, Отрепьев спросил:
– Что случилось?
– Да уж случилось, государь! Ваша невеста гневается, дочь Годунова, Ксению, потребовала к себе. Видно, тайна ваша раскрыта. Хочет знать, действительно ли вы, государь, сошлись с Ксенией и собираетесь, якобы, на ней жениться?
Григорий побледнел: «Наверно, сволочи бояре донесли Марине про тайную любовь с Ксенией! Не хватало мне ещё скандала до свадьбы!»
Отрепьев заметался по спальне, не зная, что предпринять, наконец, остановился как вкопанный, уставившись в раскрытое окно, присел на обитую парчой лавку, сказал:
– Позови-ка, Алексей, ко мне моего чернокнижника Михаила Алексеевича Молчанова.
– Слушаюсь, государь – и спальничий исчез за дверью.
Григорий Отрепьев в досаде стукнул по столу кулаком, выругался:
– Вот сволочи, эти Шуйские! Везде свой нос суют! Ну, погодите! Я ещё до вас доберусь!
Наконец государь успокоился, задумался. Стал размышлять о Ксении Годуновой. После того как он захватил Русский престол, Молчанов и Шаховской советовали ему сразу же отправить Ксению в монастырь, в Белозерово, к игуменье Матрене, но самозванец ту затею отверг и для себя решил, что эта девушка ему ещё сгодится по двум причинам. Прежде всего, он положил на неё глаз как на женщину. Ксения, действительно, была хороша. Белое холёное лицо, высокая грудь, глубокие голубые глаза, чёрные волнистые волосы, яркие чувственные губы возбуждали у самозванца страстное желание овладеть ею. Кроме того, в случае отказа Марины от замужества с ним, это для него мог быть неплохой выбор. Всё зависело от обстоятельств. Поэтому Ксению он распорядился поселить у себя в палатах, велел установить за ней подобающий принцессе уход и неусыпный присмотр.
Пока Марина Мнишек ставила перед ним всякие условия, собираясь приехать с соответствующим императрице блеском в Россию, расстрига времени не терял. Однажды, в одну из весенних бессонных ночей, когда его терзали всякие мысли, что и как будет в его царствование на русском престоле, им овладела щемящая тоска, захотелось женского тепла, ласк. Тут-то он и вспомнил о Ксении. Расстрига встал, накинул на себя персидский халат с плеча Годунова и направился в спаленку к Ксении. Стражнику, стоящему у дверей её спальни, он велел убраться и помалкивать. Не спеша, по-хозяйски, вошёл к девушке в опочивальню, где посередине стояла широкая кровать. На резном столике, помигивая, слабо горела восковая свеча. Девушка, раскинув руки, спала крепким сном. Из-под откинутого одеяла виднелись стройные обнажённые ножки молодой красавицы. Отрепьев потихоньку присел на кровать, не отрывая взгляда от ее ног, так волнующих его. Похотливая натура самозванца давала о себе знать. Всё тело его содрогнулось от волнения. В лицо прилила кровь, рука непроизвольно потянулась к обнажённой ноге. Он легонько и ласково погладил ее. Ресницы у девушки задрожали, она открыла глаза, резко подобрала под одеяло ноги. Отрепьев закрыл ей ладонью рот, не давая с испугу закричать.
