Я искренне не понимаю вас
Бог мёртв. Я был одним из тех, кто топтался на его могиле.
Но что же сейчас?
Лёгкое землетрясение, знаменует возродившееся божество, если его так можно назвать. Существует ли вообще божество, имеющее форму цилиндра и состоящее в основном из жира? Да и божественное на то и божественное, что обычный человек не может даже увидеть его.
Он способен лишь верить в его существование.
Я же чувствую, как он копает землю под ногами, да и мне как-то приходилось его трогать. Мерзость ещё та.
Подбородок вновь дёрнулся к символам, парящим сбоку.
«И почему я не удивлён?»
– Аа-аа, а жизнь ведь ещё та сука.
Кандалы. Они уже давно покрылись ржавчиной и больно натирают запястья, но тюремщицы ещё те садистки. Им бы не помешало проявить хотя бы проблеск фальшивого сострадания, которым обычно одаривают недовольных клиентов консультанты.
Ну мне даже такой чести не уделили после часа избиений.
Я бы не отказался поспать на тёплой постели или там поесть, что-то кроме воды с заплесневелым хлебом.
Весь рот кровоточит от него, будто бы лезвие лизал.
«Рацион как в старые добрые времена»
– Шевелись, Комефем!
Разъярённый толчок в спину, той кто иногда присоединялся к ежедневной проверки прочности металлических ботинок на моих костях.
– Оп-п-п-п. Чуть не упал.
«Ну я связан цепями, да и ещё чертовски красив несмотря на амбре из-за рта и вони источающее месяцами немытое тело, как тут удержаться? Прибавь длинные сальные волосы и неправильно сросшиеся после переломов кости. Не мужчина, а мечта»
Понимаю этих садисток. Я и сам не прочь переспать с собой, чем иногда и занимался, но им та нельзя. Я же всё-таки заключённый. Запретный плод, что только добавляет огонь в печь их и без того воспылавших чресл.
«Прямо-таки чувствую себя графом Монте-Кристо. Меня тоже выкинут в океан? Требую Фетум Крап. Как раз повидаю Альмадера. Давно не виделся с этим засранцем»
Обернулся. Прищурив глаза, успел отвыкнуть от света подземных ламп. Рот приоткрылся, тревожа засохшие губы, а после с грохотом захлопнул челюсть. Челюсть лишь недавно вкушавшую плоть.
Хотя, как недавно. Сколько я провёл в темнице?
Зрачки прыгнули вверх, подбадривая вспомнить выцарапанные ногтями цифры в темнице.
«Двести пятьдесят один. О боже. А такое чувство, что прошла вечность»
Лицо дамочки покрылось мурашками страха, что приятно порадовало.
«Что за тупая хлеборезка? Будь она хоть самой последней бабой на земле, у меня бы зубы даже не зачесались»
– Буу.
Приметив напряжение на лицах трёх сопровождающих, я развернулся, двигая культяпками в сторону места где приступит в силу приговор.
Я напоследок опять взглянул на символы, которые вижу только я.
«Что бог не справился?»
––
Комната, которую можно охарактеризовать лишь, одним словом. Стерильная, вот что первое приходит на ум.
Стоит только перешагнуть порог, как тебя встречает запах моющих средств, отдающих этиловым спиртом.
Лишь студия. Хотя я видал времена, когда в крохотной хибарке помещалась целая семья, но для этого времени в такой халупе, хоть и хорошо обставленной, с трудом способен разместиться человек.
Хоть и дороговизна коллекционной газовой зажигалки из чистого золота, что весит в рамке так и намекает, типичным мужским намёком, кувалдой прямо в лицо, что её хозяин может позволить себе гораздо больше, чем крохотная квартирка на отшибе города.
В районе, где только по пути сюда я стал свидетелем трёх нарушений морали, что сейчас называют законом.
«Ну или он просто плебей»
– Да, вот так.
Голос парня, нет скорей уже мужчины. Рядом с кроватью, идеально заправленной. И складки не найти на пахнущей свежими фиалками постели. Стоило только оторвать нос, как любопытство устремилось к закрытому балкону. Не обратил особого внимания на гибрид рабочего и игрового места, как это распространено у тех, кто связан с картиночным ремеслом.
Стоило только её открыть, как в стерильное помещение, способное конкурировать с медицинской палатой сразу рванул сигаретный дым.
Сквозь пепельный цвет проглядывается силуэт, сидящего мужчины напротив вида, способного захватить внимание.
Полуразрушенные девятиэтажные дома, покрытые плесенью, прекрасно контрастируют размером со ржавыми гаражами, коих слава тебе господь не настолько хорошо видно с пятнадцатого этажа.
Закат. Уставшее солнце, что словно пчёлка весь день порхала по небу, даря свет всем и каждому, так прекрасно погружается в красный омут, в свою колыбель, чтобы на утро повторить этот бесконечный цикл снова.
«Счастливо отдохнуть господин Хорс»
Так можно было восхититься заходящим солнцем, если бы не ряд старых, встретивших ещё девственность Сталина, зданий, не загородили всё его великолепие.
Упрощая сказанное, идеальное решение для решившегося на самоубийство. Точно не заставит передумать. Даже задуматься.
И вот всё же усилия господина Хорса, позволили нескольким лучам преодолеть барьер из сыпящегося бетона, чтобы только достигнуть сосредоточенный лик парня, подчеркнув худые скулы.
Голубые глаза, со взглядом доктора, взирают на мольберт, копирующий тот же самый вид, после созерцания которого только мышь не пожелала повеситься, и то только потому, что нашла место получше, в холодильнике.
Только вот… Как бы сказать? Говорят, что художники видят мир по-другому. Это как раз про этого парня, потеребившего клипсу на ухе грязными от карандашного грифеля пальцами.
– Им грустно.
Проговорил парень, посмотрев на картину глазами, в которых на мгновение закралась боль.
Он провёл взглядом по идеально простроенной перспективе зданий, с хорошо переданным тонном и материалом. Добавить в картину красок, никто бы и не увидел разницы от вида, открывающего с балкона.
Картина способная встать вровень с творениями мастеров того времени, когда я последний раз спускался сюда. Тогда ещё люди обыденно сжигали друг друга во имя бога. Хотя их и никто не просил.
Конечно, если взирающий достаточно открыт, чтобы не замечать непонятно откуда взявшиеся лица у зданий, искажённые болью, или достаточно терпим дрянной карикатуре кожаного монстра, выползающего из господина Хорса.
Глубоко выдохнув, парень аккуратно, будто бы боясь сломать систему, положил на соседний стеклянный столик испачканный карандаш прямо в окружение канцелярского ножа, маленького куска ткани, набора других карандашей, пистолета и плюшевой игрушки. Вытащив из кармана пачку сигарет, постучал по ней указательным пальцем. Открыл, вытащил сигарету, закурил, пока нога укладывалась на другую.
– Марта, включи музыку.
Выдохнув облако дыма, он мягко произнёс в пустоту. Удивительно, но пустота ответила, заполнив пространство звуком скрипки.
Минута, пять, десять. За это время новых затяжек не произошло, а взгляд парня так и не дёрнулся с картины, но и дураку понятно, что он её не видит.
