«В соответствии с планом проведения научно-исследовательских работ, в последние дни в Советском Союзе произведено испытание одного из видов атомного оружия. Целью испытания было изучение действия атомного взрыва
При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским ученым и инженерам успешно решать задачи по защите от атомного нападения». (Газета «Правда» 17.09.1954г.)
Что скрывается за этим строгим, кратким сообщением ТАСС, опубликованном в газете «Правда» 17 сентября 1954 года? Констатация, оповещение или предупреждение?
В век интернета и свободного словоблудия тема необходимости создания грозного оружия неиссякаема. Сегодня, спустя шестьдесят лет, мы вновь и вновь задаем этот риторический вопрос. С постоянной периодичностью возникают «воспоминания очевидцев, письма пострадавших» 14 сентября 1954 года на Тоцком полигоне.
Не отрицаю, необходимо помнить о тех, кто ценой своей жизни, жизни своих близких и родных обеспечил мир последующим поколениям, нам, ныне живущим. Помнить, а не спекулировать их именами! Их жизнь не бесцельно положена к ногам последующих поколений! Я не буду вдаваться в историю тех лет, но напомню лишь два факта, а выводы делайте сами, уважаемые читатели.
В 1946 году тридцать третьему президенту США Гарри Трумэну был представлен доклад «Американская политика в отношении СССР», в котором говорилось: «Советский Союз трудно одолеть, ибо его промышленность и природные ресурсы рассредоточены. Однако он уязвим для атомного и бактериологического оружия, для дальних бомбардировщиков. Следовательно, США должны быть готовы вести атомную и бактериологическую войну».
В 1948 году журнал Newsweek («Ньюсуик») писал: «Американская стратегия исходит из создания баз вокруг сферы влияния русских с последующим нанесением ударов с воздуха. США имеют лишь два вида оружия, способного противостоять многомиллионной армии русских: стратегическую авиацию и атомную бомбу. …США не намерены перебрасывать войска в Европу и сражаться по принципу „солдат за солдата“. Наполеон и Гитлер допустили подобную ошибку и были проглочены Россией, имевшей колоссальные людские резервы. Американские стратеги предпочитают замкнуть петлю военно-воздушных баз вокруг России и постепенно стягивать ее»
В создавшейся политической ситуации не понимать, что атомные бомбардировки японских городов Хиросима и Нагасаки 6 и 9 августа 1945 года всего лишь маленькая репетиция, означало быть слепым и глупым политиком. Еще в 1948 году американские стратеги планировали «… замкнуть петлю военно-воздушных баз вокруг России и постепенно стягивать ее».
Что мы видим сегодня? Литва, Латвия, Эстония, Польша, Болгария, и вот уже Украина полыхают в огне раздора!
В опаленной солнцем уральской степи, недалеко от маленького провинциального городка Бузулук в память о событиях, произошедших 14 сентября 1954 года, установлена стела с двумя колоколами, звонящими по всем пострадавшим от радиации. На стеле выбиты слова: «Презревшим опасность во имя обороноспособности Родины».
Клонится к земле седой ковыль, плывет над степью тихий, печальный звон. По кому плачут колокола, по кому тоскует седая степь?
Моему отцу было тридцать пять лет. Он работал инструктором в Чкаловском (Оренбургском) обкоме партии. Я не могу сказать точно, но по отрывочным воспоминаниям родных и близких отец был среди тех, кого припорошил «Снежок»*. Спустя четыре года папа ушел из жизни. Вначале лечили его от воспаления легких, затем от туберкулеза, а когда умер, один из знакомых врачей шепотом сообщил маме: «Что поделаешь? Рак печени и легких. А это неизлечимо».
В романе «Исповедь» я попыталась рассказать о своих сверстниках, судьба которых опалена светом «Татьянки»*. Основа произведения построена на фактической истории одной семьи.
С уважением, автор.
2010, г. Москва
Светлой памяти моего отца,
Голубева Василия Фёдоровича,
посвящается
– Я очень виноват перед своей женой и сыном, – тихим усталым голосом начал он свою неожиданную исповедь. – Мой отец был атомщиком. Что такое в далекие пятидесятые изучать атомную энергию? Это, прежде всего интерес, оптимизм и огромная вера в то, что делаешь. Это постоянный риск и никакой – ни физической, ни химической, ни социальной – защиты. Физику, химию, космос, атом в те далекие времена изучали только фанаты, бескорыстно преданные своему делу люди. Занимаясь наукой, они не ждали ни орденов, ни высоких зарплат, ни каких-либо почестей. Мой отец был именно таким увлеченным человеком, и когда пришло время испытаний, он в числе первых выдвинулся в Тоцкое. Слышали о таком населенном пункте? В последнее время о событиях, произошедших 14 сентября 1954 года на Тоцком полигоне, много говорят и пишут, но кто и когда подсчитает, какие человеческие потери сопровождали подготовительные работы и все последующие за испытаниями события.
Полтора года отец провел на полигоне, изредка сообщая своей молодой жене, что жив и здоров. Вернулся он, окрыленный новыми идеями, с легкой простудой, которая затем перешла в крупозное воспаление легких. Мама и бабушка лечили его и традиционными, и народными средствами, однако через четыре месяца папа ушел из жизни. А спустя еще пять родился я. По просьбе бабушки меня в честь отца назвали Георгием. Говорят, я родился очень слабым ребенком и к трем переболел всеми детскими болезнями, начиная с краснухи и заканчивая свинкой или паротитом. Простите, не знаю правильного названия этой болезни. Дошло до того, что врачи сказали маме: «Этот ребенок – не жилец».
Моя бабушка из славного стойкого рода сванов, которые никогда не теряют надежду и никогда без боя не сдаются. После приговора врачей она увезла меня в свой родной высокогорный аул, а маму оставила в Москве: строго приказала завершить учебу в мединституте, которую та прервала из-за болезни отца и моего рождения. Горный воздух, хрустальная вода родников или еще какие причины, но уже к семи годам я был здоровым, подвижным и физически крепким бутузом. Сейчас смотришь на старые фотографии и удивляешься: щеки шире плеч, ушей не видно. В шесть лет я практически не знал русского, но довольно-таки хорошо читал и писал на родном языке, неплохо для своего возраста владел английским, которому на каникулах меня обучал кузен, в ту пору студент московского института иностранных языков.
