1.
Возможно, все началось тогда, когда моя мама, царствие ей небесное, прокричала мне, в очередной раз забежавшему на 5 секунд домой и уже куда-то стремительно мчавшемуся по лестнице к выходу из подъезда, что мне звонил какой-то Сережа и просил передать, что мне предлагают работу и просил перезвонить какому-то Валерию Соколову.
Жили мы тогда в небольшой 3-х комнатной квартирке у самой станции в подмосковном Реутове, куда переехали из Орла, после того как маме сделал предложение ее давний поклонник и она вышла за него замуж. Я благополучно учился в Московском авиационном самолетостроительном техникуме, успешно совмещая получение образования с коммерческой деятельностью простого советского фарцовщика, что к слову было совсем небезопасно с точки зрения закона. Сам процесс учебы не доставлял мне ровным счетом ни малейшего удовольствия и являлся лишь элементарным проявлением уважения к маме. Я бы даже сказал, что это был негласный договор между мамой и мной: с моей стороны я должен был учиться, с ее стороны полный карт-бланш на мою свободу в не учебное время.
В середине 80-х в Москве было несколько торговых точек, где собирались фарцовщики. В основном это были крупные комиссионные магазины, где наряду с основным ассортиментом можно было приобрести особо дефицитный товар у шпионовидного типа людей, которые толпились либо внутри, либо у входа в магазин. Конспирация у них была доведена до совершенства. При появлении сотрудника милиции эти только что бойко торгующие персоны в одно мгновенье превращались в добропорядочных граждан мирно и увлеченно изучающих тот старый хлам, которым, как правило, был забит комиссионный магазин времен перестройки.
Переехав из Орла в Москву, я сразу же определил приоритеты своего существования. Мне хотелось всего и по возможности сразу, мне хотелось быть везде, в центре самых разнообразных и увлекательных событий, которыми в полной мере изобиловала наша благословенная столица. Меня можно было встретить на трибуне огромного "Олимпийского" на каком-нибудь попсовом концерте и в уютном МХАТЕ, жадно поглощающего очередную популярную постановку, или даже в концертном зале им. Чайковского, куда я случайно попал, опрометчиво перепутав двери с театром Сатиры. Вообще мне кажется, что Москва того времени буквально кишела и сходила с ума от всякого рода культурных мероприятий. На моей памяти не было ни одного концерта или спектакля, который не проходил бы на аншлаге и, как правило, всегда и везде перед началом любого представления тебя непременно облепляли страждущие в надежде урвать лишний билетик. После провинциального Орла Москва представала передо мной в феерии бесконечных верениц из концертов, спектаклей и бог его знает еще каких интересных мероприятий, так манящих меня к своим призрачным горизонтам.
Моими любимыми местами для торговли были магазины на Садово-Кудринской улице, что около планетария, магазин около Белорусского вокзала, называемый между фарцовщиками «белкой» и небольшая комиссионка в Благовещенском переулке. Все они находились относительно недалеко друг от друга, что помогало мне оперативно курсировать между ними, в случае если я начну мозолить глаза моему самому главному на тот момент врагу- участковому милиционеру 10 отделения по фамилии Минков. Петр Минков мог часами мне читать нотации о вреде спекулятивной заразы в развитом социалистическом обществе, обильно сдабривая свои нравоучения словами тунеядец, бездельник, лоботряс и что-то там еще, но при этом он был безобидным простодушным добряком. Хотя однажды я совсем не на шутку перепугался, попав в очередной раз к нему в кабинет. Я тогда пытался реализовать партию женских часов. Эти часики представляли собой разноцветные пластиковые браслеты, которые подобно наручникам состояли из двух дужек соединяемых симпатичной блестящей застежкой, на одной из дужек с внешней стороны красовался маленький электронный циферблат. Это красиво висевшая на кисте руки безделушка, сделанная где-то в Гонконге, очень хорошо раскупалась московскими модницами и называлась в простонародье крабами, так как в расстегнутом виде напоминала то ли рога, то ли клешни.
Петр неожиданно выпрыгнул откуда-то из-за моей спины как раз в тот момент, когда я демонстрировал очередным покупателям всю палитру цветового разнообразия нескольких часов-крабов. Быть застуканным с четырьмя часами в руках у входа в магазин было серьезным основанием если не для ареста, то уж точно для профилактической беседы в кабинете участкового. Весь ужас происходящего заключался в том, что в моем рюкзаке было куда большее количество этих крабов, отчего рюкзак напоминал увесистый вещь-мешок. По дороге в отделение милиции я судорожно прокручивал разные варианты развития ситуации и, почти смирившись с неизбежным обнаружением Петром содержимого рюкзака, безуспешно пытался придумать хоть что-то в свое оправдание. А именно, каким образом у меня оказалась такая куча крабов, и главное какие люди меня снабдили часами в количестве 150(!) штук. К слову сказать, то доверие, которое мне оказывали мои благодетели, давая товар на реализацию, никак не могло быть омрачено никакими форс-мажорами. Даже в самом страшном сне я не мог себе этого представить. И вот сейчас это доверие было под большим вопросом. Это был кошмар.
Пройдя весь путь от магазина до отделения на ватных от страха ногах бок обок с участковым, я изо всех сил пытался держать себя в руках, излучая подобие безмятежности и с пониманием кивая головой, как бы соглашаясь с очередным нравоучением, вливаемым мне Петром Минковым. Кабинет, в который мы пришли и который мне был хорошо знаком по прошлым визитам, представлял собой небольшую продолговатую комнату, в которой с трудом помещалось два стола стоящих буквой "Т". Петр, пройдя в дальний конец комнаты, сел на свое место, как положено, под портрет Дзержинского и пригласил меня сесть напротив него. Я, не выпуская из вспотевших от стресса рук рюкзак, с вымученной из последних сил уверенностью прошел и опустился на стул. То, что случилось дальше, без преувеличения спасло меня от тех неприятностей, которыми могла обернуться вся моя последующая жизнь. Наверно, мои ангелы в этот момент сжалились надо мной и ниспослали мне сил на ту наглость, с которой я водрузил свой рюкзак перед собой на стол, прямо под нос Петра Минкова. Видимо ему и в голову не могло прийти, что я вот так запросто возьму и поставлю перед ним то, что ни в коем случае не должно быть им обнаружено. Так и простоял мой рюкзачок всю нашу беседу. Так и не обнаружил его содержимого Петр, а может он обо всем догадался и просто пожалел меня. Ведь если б ситуация сложилась кардинально наоборот, неизвестно чтоб тогда со мной стало. Кстати сказать, мне, в отличие от моих подельников по ремеслу, на милицию везло гораздо больше. Взять хотя бы Игоря, которого мир впоследствии узнает как Игоря Селиверстова. Ну, ни разу он не попадал к Петру. Ментовским медом я был, что ли намазан?
