I. О начальном поселении славян в Изборском княжестве
Славяне, в V столетии по Рождеству Христову появившиеся на юге Европы, потом некоторыми племенами своими обратившиеся от Задунайских стран к полунощным, заняли оные до берегов Балтийского моря. Одно из сих племен, известное в летописях под именем кривичей[1], простерлось далее к востоку и разделилось на три части. Первая осталась близ Двины, на реке Полоте, от коей и называлась полочанами. Вторая уклонилась к юго-востоку по Днепру и основала город Смоленск. Третья обратилась к северу, к ныне называемому Псковскому озеру, и построила город Изборск. Может быть, к сему же племени отнести должно и четвертую часть, которая прошла далее к северо-востоку и, поселившись около Ильмень-озера, удержала на себе коренное древнее звание славян. По крайней мере, так можно думать потому, что литовцы долго всю Россию называли землею кривичей, а на латышском языке кревами и ныне называют русских.
Судя по пространству мест, занятых сим кривичским племенем от Полоцка до Смоленска и до озер Чудского и Ильменя, должно заключить, что оно было многочисленное, а по завоеваниям, вскоре затем последовавшим, и сильнейшее из других единоплеменников своих. При первоначальном их поселении на всем пространстве множество найденных ими озер, изобилующих рыбой и водяными птицами, а лесов – зверями и дичью, долженствовало служить им безнуждным и легчайшим пропитанием; а избытками они могли меняться с соседями, но силой покорили они и их самих в непродолжительном времени. Полочане около 200 лет имели данниками у себя всю Литву и чудь лифляндскую и курляндскую, а город их под именем Пелтискум славен был торговлей и у северных народов. Смоляне от Великих Лук и Торопца владели обширными странами на восток и юг, может быть, даже до меря ростовских. Олег, в 882 году шедши на Киев, застал Смоленск независимым и богатым уже городом. Ильменские славяне по всей северной полосе простерли свои завоевания до Белого моря и до сибирского пояса гор. Одни изборские кривичи были слабее соплеменников своих и место себе заняли такое, с которого долго не могли распространить владений своих. Издревле населявшая обширные озера – Чудское и Псковское, называвшиеся Пейпус и Пелба, – лифляндская и эстляндская чудь, кажется, с самого начала не позволила им и приблизиться к оному[2]. Посему-то и избрали они в 15 верстах от озера Псковского высокую гору для построения на ней города своего Изборска, так названного ими либо от «избрание», либо от скандинавского слова «Исаборг», как думал Миллер, означавшего город на реке Исе, далекой, однако же, от нынешнего Изборска в Опоческом уезде; или от сбора туда народа (ибо в некоторых летописях назван он Сборцы и Сбореск), или по наименованию какого-нибудь прежнего своего города в память Отечества, как и часто делали сие поселенцы славянские. Ибо города под названием Изборск были и в Литве, и в Волыни, через которые проходили славяне на север. Как бы то ни было, но возвышение места, с коего видно во все стороны на дальнее расстояние, чистые и обильно истекающие из Изборской горы ключи, доныне именующиеся Славенскими, и проток от них реки, тогда еще, может быть, не заросшей и способной к плаванию до озера, могли их убедить избрать себе первое поселение, пока на сем месте и оттуда расширятся селами и волостями по окрестностям. Владения их к западу сначала не могли простираться далее нынешнего города Печоры, за коим и доныне граничат еще лифляндские и эстляндские чуди; к югу – не далее нынешнего города Острова или, по крайней мере, Опочки, за коими прочие земли ближе были к полотским и смоленским кривичам; к востоку – до нынешнего Новоржева и части Порховского уезда, а к северу – не далее города Гдова. Но из сих городов Опочка и Гдов построены уже в XV столетии, а Новоржевский уезд почти до самых Святых гор долго принадлежал Новгороду. По сему-то стеснению области своей изборяне и псковичи держались наипаче союза с новгородцами и долго были почти под их покровительством и защитой, а весьма часто и под правлением. Новгородцам же, со своей стороны, нужны они были, во-первых, для торгов с пограничными им чудями, во-вторых, для заслонения себя от их набегов.
II. О правлении изборских славян
Какое издревле было правление изборских кривичей, о том нет достоверных известий в летописях. Отрывок так называемой Иоакимовой Новгородской летописи, Татищевым в первой части своей «Истории» помещенный, повествует о князьях изборских, задолго якобы до пришествия Трувора здесь княживших. Он производит их от какого-то северного князя Вандала, который якобы сынам своим – Избору и Владимиру – построил города под их именами, назвав Изборск и Владимир. А «Подробная летопись от начала России до Полтавской баталии», изданная в 1798 году в С.-Петербурге, говорит, что якобы «Славенск, сын Гостомыслов, отшед от отца своего в Чудь, и там постави град на месте, нарицаемом Сходница, и нарече граду имя Славенск, и княжи в нем три лета и умре; сын же его Изборск примени тому граду Славенску имя, и нарече во имя свое Изборск, а сей князь Изборск змием уяден умре». Но все сии сказания, как поздние и в древних летописях не обретающиеся, сомнительны. Гораздо вероятнее можно полагать, что изборские кривичи первоначально управлялись своими избранными старшинами и общим советом – наподобие республики, как обыкновенно было вообще у славянских племен, по описанию византийских историков, и у северных народов, по описанию Тацита и других. По крайней мере, согласно с сим свидетельствует и Псковская, хотя не древняя, летопись. «От начала Русские земли, – говорит она, – град Псков ни коим же князем владом бе, но на своей воле живяху в нем сущии людие». Вместо законов письменных, конечно, управлялись они, как говорит Нестор о всех славянах, «обычаями своими и законом отец своих и преданиями». В нравах он полагает кривичей сходными с радимичами, вятичами и северянами. А сии народы, по его же описанию, жили в «лесах, яко же и всякий зверь, ядуще все нечисто, и срамословие в них пред отцы и снохами, и браци не бывают в них, но игрища меж сел. Схождахусь на игрища, на плясания и на все бесовские песни, и ту умыкаху жены себе, с нею же кто совещащеся; имеяху же и по две и по три жены. И аще кто умираше, творяху тризну над ним, и по сем творяху кладу велику, и возложати на кладу мертвеца и сожигаху, и по сем собравше кости, влагаху в сосуд мал, и поставляху на столпе на путех».
