В первой половине XVIII века политическая карта Европы претерпела весьма незначительные изменения в сравнении с политической картой второй половины XVII столетия. Но, того же нельзя было сказать о балансе политических сил. Этот баланс в отличие от географических границ изменился весьма существенно. Прекратил свое существование геополитический треугольник: Англия-Голландия-Франция. Соединенные провинции вышли из большой политической игры, всецело погрузившись в тот мирный и благополучный провинциализм, который умиротворяет нас на картинах Яна Вермеера и Питера де Хоха.
Тем не менее, Англия и Франция не были предоставлены сами себе или, точнее друг другу. На европейском политическом поле начали появляться новые игроки. Московское царство, после разгрома Швеции в Северной войне, через прорубленное Петром Великим «окно» с интересом, без робости и смущения засматривалось на Европу. Нависая масштабами своих непреоборимых пространств, населенное полудикими не то славянскими, не то татарскими народами, это государство таило в себе и угрозу и загадку. Реорганизовавшись внутренне, заметно усилившись, Московское царство, под именем Российской Империи, по мере его действительной или мнимой европеизации все более активно включалось в европейские дела. Из-за имевшихся у этого евроазиатского колосса ресурсов, открывшегося, но до конца еще не реализованного потенциала, Россия была способна влиять на европейскую политику, как казалось, одним фактом своего существования.
Другим новичком, включившимся в большие европейские игры, совсем крошечным на фоне необъятной России, но решительным и дерзким, было Прусское королевство. Через год, после того, как Петр I начал рубить свое «окно в Европу» (через конфронтацию со Швецией), а именно в 1701 году, произошло объединение двух небольших немецких княжеств – входившего в состав Священной Римской Империи маркграфства Бранденбург и формально не входившего в состав Империи герцогства Прусского. Вновь образованное Прусское королевство, с двумя политическими центрами – Кёнигсбергом и Берлином, в будущем сыграло роль объединителя немецких земель и стало военным и политическим ядром Германской империи.
Одной из будущих жертв Прусского королевства стала Австрия, которая в первой половине XVIII века еще сохраняла главенствующее положение в центральной (немецкой) части Европы. Австрийские Габсбурги в самом начале XVIII столетия лишились династических связей с испанскими монархами, что привело к ослаблению их общеевропейских позиций. Тем не менее, если вынести за скобки Россию, Габсбургская империя, включавшая в себя Австрию, владения Габсбургов в Восточной Европе и формально Священную Римскую империю, представлявшую, как и раньше конгломерат мелких, полунезависимых германских государств, была по своему военно-политическому потенциалу третьей силой в Европе.
Что касается Испании, то эта страна во внешнеполитическом отношении деградировала все сильнее. Формально Испания все же не утратила подобно Голландии, или побежденной Россией Швеции, место на главной европейской сцене. Вместо этого Испания лишилась своей собственной внешнеполитической линии. Оказавшись под властью французских Бурбонов, Мадрид не был настроен (кроме периода Регентства) вести самостоятельную политическую игру. В параде коалиций XVIII века испанцы, за редкими исключениями, повторяли чьи-то движения. И чаще всего это были движения связанного с ними новыми династическими узами северного соседа.
Были ли у Франции шансы добиться в XVIII веке преобладания в континентальной Европе: захватить и удержать в орбите своего влияния не только Испанию, но также политически раздробленные Германию и Италию, независимую Голландию, и прочие мелкие европейские государства? Ведь именно эти цели ставил перед собой на рубеже двух столетий французский король Людовик XIV? Ретроспективно, нам теперь известно, что Франция проиграла свою борьбу Англии. Однако, что характерно, эта борьба Англии и Франции за Европу не была очевидной для ее современников, ведь Франция и Англия никогда не оставались наедине, а соперничали всегда в составе больших и постоянно менявшихся коалиций. Тем не менее, если оторваться от сложной мозаики дипломатических союзов и запутанных династических связей и рассматривать европейские дела с расстояния, как панораму, то вектор англо-французского противостояния будет хорошо заметен.
Ретроспективно просматривается еще и то, что соперничество Англии и Франции было не европейским, а мировым противостоянием. Будет ошибкой воспринимать его только как колониальный, либо только как европейский конфликт, вытекающий из стремления Англии помешать «плохому парню» Людовику XIV превратиться в господина Европы. Борьба Англии и Франции охватила мир целиком, она велась в Америке, в Азии, в Африке и на просторах мирового океана, точно так же как и в Европе. Этим своим качеством англо-французское противостояние решительно отличалось от предшествовавшего ему англо-голландского противостояния, которое было морским и колониальным, по сути.
Если подняться еще выше и окинуть взором события сразу трех веков мировой истории – XVI, XVII и XVIII, то будет очевидно, что Англия, в процессе создания своей колониальной империи, прошла последовательно через три крупных геополитических конфликта. XVI век был памятен англо-испанским противостоянием, XVII век – англо-голландским, ну и, соответственно, XVIII – англо-французским. Из всех этих конфликтов Англия вышла победителем. И по завершении каждого из названных конфликтов, Англия становилась сильнее, чем была до этого. В XVI веке это была второстепенная европейская страна, не имевшая своих колоний, сопротивлявшаяся политическому и религиозному давлению превосходившей ее почти во всем Испанской империи. В XVII веке Англия обзавелась колониями и недвусмысленно продемонстрировала претензии на господство над мировым океаном. И наконец, в XVIII веке она это господство приобрела.
Нельзя сказать, что Франция проиграла Англии в борьбе на суше. Франция потерпела поражение исключительно на море. Но из-за общего превосходства морской стратегии над сухопутной, это поражение, вместе с вредоносными внутриполитическими миазмами французского абсолютизма, предопределило итоговый неблагоприятный результат для французов. Этапы англо-французского соперничества, коих можно выделить три, в целом совпадают с фазами внутренней французской истории. Эти этапы можно соотнести с так называемым «Великим веком» (период правления Людовика XIV), «Галантным веком» (эпоха Регентства и время самостоятельного правления Людовика XV) и периодом, предшествовавшим Великой французской революции (правление несчастного Людовика XVI). Последний этап, стал для Франции в ее конфликте с Англией фазой реванша. Находившаяся на пороге банкротства и революционных потрясений страна, употребила последние средства на то, чтобы помочь 13 американским колониям завоевать независимость от Англии. Франция тогда сыграла роль повивальной бабки США. Но для Франции это была почти бессмысленная победа, так как эта победа не только не усилила, но еще более ослабила Францию. Этот последний этап англо-французского соперничества, по результатам которого поражение потерпели обе враждующие стороны, а в выигрыше оказалась третья сторона – США, следует разбирать уже в контексте другой книги, об Американской революции. Здесь же мы рассмотрим два первых этапа: «Великий век» и «Галантный век». И, кроме того, мы еще выделим в отдельное рассмотрение те события, которые происходили в интересующий нас период, непосредственно на колониальном театре.
